А время бежало; отменили уже и трехчасовые электрички, о чем сообщил громкоговоритель со стороны соседнего автовокзала. Дела у Кочергиной шли хорошо. Большой мешок почти опустел, и она невольно начала жалеть, что ничего нового и интересного не происходит. Однако примерно в половине четвертого, когда она уже почти совсем решила свернуть свою торговлю, передняя солдатская шеренга встрепенулась. Солдатикам давно было скучно и тяжко. Они ведь не могли присесть в тенечке, как Лидка. Единственным развлечением для бойцов было разглядывание толпы, которая все росла, питаемая ручейками пешеходов и разовыми выбросами из регулярно подходивших троллейбусов.

Кто-то из них и разглядел первым колонну большегрузных автомобилей. Нет – впереди колонны, которая бесстрашно и вольготно неслась против движения встречного транспорта, катил УАЗик защитного цвета. Самый обычный УАЗ с металлической кабиной и выступающим далеко вперед бампером, который водитель и направил прямо в толпу. Последняя не выдержала такого наглого напора и отхлынула за прилавки, в глубь рынка. Поэтому по одной большой генеральской звезде на погонах выскочившего из переднего автомобиля командира смогла рассмотреть только Кочергина – крайняя в семечковом ряду. А к генералу уже спешил, сбиваясь на последние, церемониальные шаги, такой же молодцеватый капитан, – тот самый, из местных.

Прибывший генерал видимо толк в воинских ритуалах понимал; больше того – уважал их, и даже может быть любил. Рапорт капитана выслушал полностью; прерывать не стал, хотя только что мчался сюда со скоростью не меньше ста километров в час. Так же тепло и уважительно он представился офицеру:

– Генерал Семенов. Здесь должен быть подполковник Трунов.

– Подполковник Трунов в здании вокзала, товарищ генерал-майор. Воюет.

– Воюет!? – удивился генерал, – так ведь договорились до восемнадцати ничего не предпринимать.

Капитан ничего о планах командования не знал. «Воюет» вырвалось у него непроизвольно, и он поспешил объяснить:

– С начальником вокзала он воюет, товарищ генерал-майор. Точнее, с начальницей. Та требует снять оцепление и пустить поезда.

– Требует, – усмехнулся Семенов, – ну, с этим мы разберемся. Пошли-ка кого за Труновым, а я тут «гостей» подожду, черт бы их всех побрал.

– Гостей? – про себя удивился капитан, поворачиваясь по-уставному и подзывая к себе взмахом руки сержанта – того самого, любителя семечек.

Сержант подбежал, стерев на бегу прилипшую к губам шелуху, и также принялся печатать на подходе к высокому начальству шаг. Но генерал, увидевший, как дернулась было рука сержанта к пилотке, отвернулся, показывая, что для церемоний время кончилось. Что пора дело делать, да побыстрее. Он повернулся как раз к Лидке, окинув ее взглядом всю – от задорно торчащего носа и насмешливых зеленых глаз до не менее вызывающе торчащих коленок. Эти коленки были стратегическим оружием Кочергиной. Круглые и аппетитные, они невольно привлекали к себе мужскую половину покупателей.

Вторым секретом, объясняющим ее феноменальные, по сравнению с остальными, успехи в бизнесе, был тот самый мешочек с семечками, из которого она угостила Верочку. Раз в месяц – когда реже, а иногда и почаще – Лидке удавались чудо-семечки. Каленые так же, как и все другие порции, они были много вкуснее; да что там говорить – были просто фантастически вкусными. Лидка их берегла; подсыпала сверху на ту горку перед собой, из которой и наполняла один за другим мерные стаканчики. Горка же насыпалась из другого, большого мешка.

Генерал об этом секрете естественно не знал. Но к Кочергиной непроизвольно дернулся; хотел что-то спросить.