Борис был оскорблён:

– Продать душу? Вы сумасшедший. Сейчас я вызову охрану.

– Не вызовешь – сказал рыцарь, достав пистолет.

– Я стреляю без промаха. И посмотрел в глаза Бориса. Того охватил ужас. Это был взгляд смерти. Она была рядом, её ледяное дыхание бросало в дрожь. Берёзов застыл в кресле, боясь пошевелиться.

– Так – то лучше. Сиди, не дёргайся и внимательно слушай. Мы знаем все твои хитроумные схемы отвода денежных потоков в твои карманы. Знаем о твоих виллах, замках и счетах в Европе. Посадить тебя лет на двадцать для нас труда не составляет. Отберём всё до последней копейки. Но нас твои деньги не интересуют. Хозяину нужна только твоя душа. Вот договор.

Если выиграешь у меня из трёх партий в дурака, хотя бы одну, мы оставим тебя в покое. Если все три выигрываю я, продаёшь душу моему шефу

– Зачем она ему?

– Отправит в ад. Ты заслужил это.

Бледный Берёзкин достал из сейфа колоду карт. Это новая колода, будем играть ею.

– Мне без разницы. Тасуй и сдавай.

Крестный отец Кремля трясущимися руками начал сдавать. Он ещё надеялся на чудо, но напрасно. Проиграл все три партии.

– Теперь ставь отпечаток своего большого пальца на договоре и мы уйдём.

Борис приставил палец к бумаге, на листе остался кровавый отпечаток узора его большого пальца. Рыцарь забрал договор и хотел уходить.

– Я прикажу не выпускать вас.– завопил Берёзкин.

– Почему не хочешь удержать сам?

Рыцарь снял с плеч голову и протянул Борису.

– На – держи.

У того застучали зубы от ужаса, он обделался и потерял сознание.

Пойдём быстрее, здесь дурно пахнет – засмеялся Костя.

Друзья неторопливо покинули штаб – квартиру Берёзкина.

Авария

Чёрное безмолвие небытия озарила, ослепительно – белая, как молния в угольной темноте южной ночи, мысль:

– Зачем меня оживили, там было так хорошо!

Мысль сверкнула и погасла. Но мозг ожил, сознание вернулось ко мне. Я открыл глаза и увидел белый потолок и белые стены, холодной, как осенний рассвет, комнаты. Она пугала стерильной тишиной. Я, вдруг, забыл, что меня оживили, и запаниковал:

Где я? Что со мной? Почему лежу голый? Что за щупальца тянутся ко мне? Я начал судорожно ощупывать себя. Когда коснулся трубок – щупалец, они, закачались, стеклянным звоном спугнув тишину. В комнату вбежала девушка в белом халате. Я услышал её взволнованный крик:

– Не шевелитесь, вам нельзя двигаться.

Девушка подбежала и стала привязывать мои руки и ноги к кровати.

– Что вы делаете? Отпустите меня, я хочу в туалет!

– Лежите, утка под вами.

Привязав меня к кровати, девушка торопливо вышла из комнаты.

Через несколько минут в комнату вбежал врач – невысокий, худой мужчина лет сорока.

– Ну, что ожил? – Склонившись надо мной, спросил он. – Мы уже потеряли н надежду. Ты помнишь, какое сегодня число?

–Семнадцатое – не задумываясь, ответил я.

– Семнадцатого тебя привезли к нам после аварии. Был без сознания, белый, как снег, от потери крови. Две недели находился в коме. Лежи спокойно. Двигаться тебе ещё рано, терпи.

– Со мною в машине были жена и друг, что с ними?

– Тебя привезли одного, остальные, видимо, здоровы.

– Тогда всё в порядке. Я деревенский, неприхотливый, выживу.

Веки отяжелели и сомкнулись, как диафрагма в зрачке фотоаппарата. Тишина и тьма затянули меня в вихрящуюся воронку, покружив, снова бросили в чёрную бездну беспамятства. Потом свет и звуки прорывались ко мне на короткие мгновения и снова исчезали. Хрупкие, пугливые мысли путались и рвались. Ни боли, ни страха не было. Постепенно вспомнил, что я, моя жена Света и Виктор ехали из Москвы, на недавно купленной им « Волге». Я вёл машину ночью. Утром на таможне, в посёлке Объячево плотно позавтракали. Выпили для аппетита по сто граммов коньяку, помечтали о жаркой бане, пельменях и заспешили домой. Витя сел за руль, я рядом с ним, жена полулежала на заднем сиденье. За стёклами кружил густой, плавный, как свадебный вальс снег. Виктор любил быструю езду. Через час догнали огромную фуру. Её колёса поднимали снежную круговерть, в которой, как в степной метели, не было просвета. Виктор без колебаний начал обгон фуры, нырнул в белую, непроглядную муть, клубящуюся за колёсами.. Через мгновение на меня, как лавина с гор, обрушились тьма и тишина. Такое бывает во время затяжной пьянки, когда разговорившись перестаёшь закусывать.. Пьёшь, кажешься себе трезвым, пока не отключишься. Утром проснувшись, боишься открыть глаза, лихорадочно вспоминая, чем закончилось застолье, и, гадая, где находишься. В памяти чёрный провал. Куска жизни, как не бывало. Так было со мной, когда я вышел из комы. Через несколько дней меня перевели в обычную палату, где лежали ещё двое больных. Стало веселее. Соседи угощали меня чаем, рассказывали анекдоты. Вечерами, они от скуки, заигрывали с сёстрами ночной смены. Я наблюдал за ними, удивляясь быстрой сговорчивости молодых девиц. Мне казалось, что во годы моей юности, девушки были строже и недоступнее. На разговоры с соседями не тянуло. Со сломанной челюстью много и не поболтаешь. Жевать не мог, пил кефир и жидкую манную кашу. Пожив так, с удивлением понял, как мало человеку нужно для жизни.