Джейсон наблюдал за ними. «Оставайтесь в прихожей, так, чтобы я вас видел, и никуда не уходите!» – крикнул он, подходя к столу; его глаза перебегали от предмета к предмету и отмечали все, что видел Норман Свайн в последние мгновения перед тем, как вставить в рот автоматический револьвер. Что-то здесь было не так. На правой половине большой зеленой папки лежал блокнот с символикой Пентагона, на котором под эмблемой армии Соединенных Штатов значилось звание и имя генерала Свайна. Рядом с блокнотом, слева от кожаного ободка папки, лежала золотая шариковая ручка с выдвинутым наружу острым серебристым кончиком стержня, как будто ею пользовались так часто, что владелец забывал убирать стержень внутрь. Борн перегнулся через стол в нескольких дюймах от мертвого тела, где в воздухе еще висел едкий дым от взорвавшейся гильзы и чувствовался резкий запах горелой плоти, чтобы поближе рассмотреть блокнот. Он был чист, но Джейсон аккуратно вырвал верхние страницы, сложил их и убрал в карман брюк. Что-то по-прежнему не давало ему покоя… что бы это могло быть? Он оглядывал комнату, и в тот момент, когда его взгляд бродил по мебели, в дверях появился старший сержант Фланнаган.

– Чем вы там занимаетесь? – с подозрением спросил Фланнаган. – Мы ждем вас.

– Вашей подруге, возможно, слишком тяжело здесь оставаться, но мне – нет. Я не могу позволить себе уйти сейчас, необходимо многое выяснить.

– Мне показалось, что вы сказали, будто нам не следует здесь ничего трогать.

– Смотреть – не значит трогать, сержант. Никто не узнает, что вы что-то трогали, если этого здесь уже не будет и вы ничего не переставили.

Внезапно Борн подошел к изящному, покрытому чеканкой кофейному столику, какие часто можно увидеть на базарах Индии и Среднего Востока. Он стоял между двумя креслами перед небольшим камином; в центре стола лежала пепельница из граненого стекла, наполовину заполненная окурками сигарет. Джейсон нагнулся и взял ее; с пепельницей в руке он повернулся к Фланнагану:

– Вот, к примеру, эта пепельница. Я до нее дотронулся, на ней остались мои отпечатки, но никто об этом не узнает, потому что я заберу ее с собой.

– Зачем?

– Затем, что я кое-что учуял – учуял на самом деле, носом, безо всякой интуиции.

– О чем это вы?

– О сигаретном дыме, вот о чем. Он остается в воздухе дольше, чем вы думаете. Спросите об этом того, кто пытался бросить курить больше раз, чем может вспомнить.

– К чему вы клоните?

– Давайте поговорим с женой генерала. Давайте все вместе поговорим. Вперед, Фланнаган, мы сейчас пойдем и все обсудим.

– Пушка в кармане, что ли, придает вам храбрости, а?

– Шевелитесь, сержант!

Рейчел Свайн наклонила голову влево, откинув на плечи свои длинные темные волосы, и приняла на стуле величественную позу.

– Это до крайности оскорбительно, – произнесла она, глядя на Борна широко раскрытыми глазами, в которых читалось обвинение.

– Без сомнения, – кивнув, согласился Джейсон. – К тому же это правда. В пепельнице пять окурков, и все со следами помады.

Борн сел напротив нее и положил пепельницу на маленький столик рядом со стулом.

– Вы были там, когда он это сделал, когда он вложил пистолет в рот и спустил курок. Возможно, вы думали, что он этого не сделает или что это его очередная истеричная выходка, – в любом случае вы не сказали и слова, чтобы остановить его. Да и зачем? Для вас с Эдди это был логичный и вполне приемлемый выход.

– Абсурд!

– Знаете ли, миссис Свайн, откровенно говоря, на вашем месте я бы не употреблял таких слов. Они вам не идут, особенно когда вы пытаетесь меня убедить, что это «до крайности оскорбительно»… Рейчел, это не ваши выражения. Вы подражаете другим людям – вероятно, богатым и праздным клиентам, которые много лет назад на Гонолулу повторяли эти фразы перед молодой девушкой-парикмахершей.