– О боже, куда теперь нам деваться?

– В гостиницу, пока не придумаем что-нибудь получше. Туда ведет одна-единственная дорога, и мои собственные тонтон-макуты стерегут ее. Никто не пройдет ни туда, ни обратно. Миссис Купер поможет тебе с Элисон. Поторапливайся!

Мари бросилась в дом. Телефон снова зазвонил. Джонни сбежал по ступенькам к бассейну и схватил трубку. Миссис Купер выглянула из кухни:

– Это правительственный звонок с Монтсеррата, мистер Джон.

– Что им нужно, черт возьми?

– Мне спросить?

– Нет, я сам. Помогите моей сестре с детьми и отнесите их вещи в «Лендровер». Они уезжают через десять минут.

– Ох, какая жалость. Я только-только подружилась с ребятишками.

– Какая жалость, – пробормотал Сен-Жак, снимая трубку. – Да!

– Привет, Джон, – раздался в трубке голос помощника губернатора, хорошего друга канадского промысловика, ищущего счастья на этих островах. Он не раз помогал ему продираться сквозь заросли бюрократических рогаток колониальных Правил Территориальной Принадлежности.

– Могу я перезвонить тебе, Генри? Сейчас я очень спешу.

– Боюсь, что нет, старина. Задание спущено из самого Департамента иностранных дел. Они просили нас о немедленном содействии, и к тому же это не составит тебе особенного труда.

– Ну, что там?

– На «Эр Франс» в 10.30 на Антигуа прибывает один старикан с женой, и Уайтхолл желает устроить им прием по высшему разряду, ковровые дорожки и так далее. Этот старик, как следует из их сообщения, герой войны, имеет серьезные медали и сражался плечом к плечу с нашими дедами на берегах Ла-Манша.

– Генри, я в самом деле тороплюсь. Каким это все образом может быть связано со мной?

– Ну, знаешь, я думал, ты в таких делах соображаешь лучше нас. Может быть, один из твоих богатых канадских постояльцев, по возможности француз из Монреаля или участник Сопротивления, мог бы…

– Встретить вашего протеже с бокалом канадско-французского вина? Это его только может задеть. Ты этого хочешь?

– Я хочу, чтобы ты разместил нашего героя и его даму в самом лучшем своем номере и предоставил сопровождающей их служанке-француженке комнату.

– И об этом ты просишь меня за час до их прибытия?

– Ну что ты, старина. Наше дело общее, и нам нужно вместе тянуть эту лямку и помогать друг другу, если ты понимаешь, что я имею в виду. Ведь твоя столь оживленная телефонная связь была всегда в порядке только благодаря заботам губернатора Ее Величества, если ты опять улавливаешь мою мысль.

– Генри, ты потрясающе дипломатичен. Ты так хорошо умеешь вежливо пнуть именно туда, где болит. Как зовут-то твоего героя? Пожалуйста, не тяни!

– Мы – Жан-Пьер и Реджина Фонтейн, Monsieur le Directeur[5], вот наши паспорта, – с мягким выговором произнес пожилой человек, обращаясь к помощнику губернатора. Они находились в кабинете помощника, три стены которого были обнесены стеклом. – Вон там вы можете видеть мою жену, – продолжил мужчина, указывая через стекло. – Она беседует с мадемуазель в белом форменном костюме.

– Прошу меня простить, мсье Фонтейн, – заворковал приземистый чернокожий чиновник, произнося слова с четко выраженным британским акцентом. – Сейчас предстоит всего лишь формальность, бюрократическая процедура, если хотите, необходимая для предупреждения назойливого внимания ваших поклонников. Наш аэропорт и его окрестности переполнены слухами о прибытии такой знаменитости.

– В самом деле? – Фонтейн улыбнулся, сделав вид, что весьма польщен.

– О, пусть это вас не беспокоит, сэр. Доступ прессе будет закрыт. Мы осведомлены о том, что ваша поездка носит личный, не деловой характер, и все необходимое в соответствии с этим будет вам обеспечено.