Наш домик на два метра
Спокоен и беспечен.
И капли барабанят,
Текут по лёгкой крыше…
Никто тебя не ранит,
Никто нас не услышит.
Снаружи гром ужасный
Раскалывает тучи.
В палатке безопасно,
Тепло и даже лучше.
Как под листом зелёным
Укрывшиеся мошки
Спим умиротворённо,
Закрывшись на застёжку.
Гнездо из травинок
Я летела за синие горы,
Я летела за жёлтые дюны,
За большие-большие деревья,
За моря и седые туманы.
Затихали совсем разговоры,
Расцветали высокие Луны,
Лес качался и юный, и древний,
Лес былинный, реальный и странный.
И на самой высокой вершине,
В тёмном кружеве ласковых веток
Я свила нам гнездо из травинок,
Из тепла тополиного пуха.
И плывёт облаками большими
Рядом небо волшебных расцветок,
Мы вдали от звериных тропинок,
Недоступны для взгляда и слуха.
Нам не надо ни слов и ни песен,
Облака пролетят тишиною,
И беззвучное солнце сияет,
И качаются тихо вершины.
Пусть конец неизвестный известен.
Но пока, но пока ты со мною,
Небо синим крылом осеняет,
И довольно того, что мы живы.
Ветер вернётся
Ветер вернётся, оттает,
Ветер вернётся, заплачет.
Выплывет лодка пустая,
Тоненькая, на удачу.
Ветер свернётся на палубе,
Вытрет лицо зарёванное.
Да, возвращается, стало быть…
Плывёт над полями раскованными…
По неокрепшему небу,
В горечи дымки зелёной,
Всхлипывая нелепо,
В лодочке золочёной…
Кто-то его дожидается.
Кто-то прощать не торопится.
От неподвижности мается,
Не верит, что ветер воротится…
Лодочку небо качает.
Птицы сочувствуют Ветру.
И бескорыстно свечами
Светят пушистые вербы.
Тюльпаны
Тюльпаны качают в прохладных ладонях
Притихших доверчивых солнечных зайцев,
Но сердце в таком одиночестве тонет —
Не слышу, как листья касаются пальцев.
Зачем мне цветок этот солнечно-жёлтый
И стебель, и лист с серебристым налётом,
Зачем это всё, если снова ушёл ты,
И мне – на работу.
И жалко, до ужаса жалко тюльпанов
С их странной, короткой и жертвенной жизнью.
Как свечи они догорают в стаканах,
И нет ни обиды в них, ни укоризны.
«Я тебя люблю. Фёдор»
На стене барака ближе к февралю
Появилась надпись «Я тебя люблю».
Чёрным цветом, жирно, криво, от души…
Видимо, под руку Бог толкнул: «Пиши!»
Незнакомый Фёдор, жив он или нет…
Надпись на бараке много-много лет.
То цвели черёмухи, то метель мела…
Надпись продолжалась ярко, как могла.
Кистью и гудроном, тем, что лечат крыши…
«Фёдор» – чуть пониже. «Я люблю» – повыше.
Вот уже заброшен старенький барак,
Сорваны все двери, и в окошках мрак.
Но на жёлтых досках, криво, как всегда,
Буквы проступают через все года.
Брошенному дому, словно кораблю —
Погибать, но думать: «Я тебя люблю».
Вот упала крыша, рухнула стена…
И вокруг бушует новая весна…
Но за надпись стены держатся с трудом:
Держит слово «Фёдор» – не сдаётся дом.
«Я тебя…» осталось… «…до…» и – пустота.
Дом похож на остов старого моста.
И однажды рухнул в пыль последний слог.
Дом хотел держаться, но уже не смог.
Когда я без тебя
Словно пена на черничном варенье
Кружева моей вечерней сирени.
Сахар снега облетающих яблонь
В чае вечера мешаю и плачу:
От чего моя рука стала дряблой?
Нерешаемая, право, задача.
Солнце льётся из разверстого круга,
А глаза мои слезятся от света.
Слишком долго мы уже друг без друга.
Нынче слишком велика мне планета.
И весеннее варенье напрасно
Вяжет горло, слишком сладко и горько,
Солнце падает в сирень слишком красно,
Слишком громко свищут птицы на зорьке.
Слишком много мне всего, слишком много…
И бежит под лепестками дорога.
Лишь тебе…
Наши души смешались, коснувшись слегка,
Словно воздух с туманом и как облака…
И не важно – твоя ли, моя ли рука…
И не важно – ты здесь, или издалека
Меня сердцем коснёшься… Как чай с молоком
Перемешан наш смех, перемешан наш сон…