Воины, совершавшие вечерний обход, принесли новый плетеный мешок со свежими, еще остро пахнущими костями и черепом и привесили его к крыше клетки. Пленники старались на него не смотреть… Опять им принесли тушёную тыкву и воду, но некоторое время ни к еде, ни к воде никто не притрагивался. Только к вечеру, когда вся деревня, непривычно сытно наевшись, уснула, Ули заставил ребят поесть, а водой напоили крокодила, который на закуску ещё и с треском разгрыз долблёные тыквы, после чего сладко уснул, уткнувшись мордой в клетку.
Ночное небо рухнуло во тьму без промежуточных сумерек, немедленно после дневного палящего солнца; незнакомые яркие звезды казались пугающе близкими. Очередные часовые с копьями подошли уже в темноте – полупьяные от редкого и счастливого ощущения сытости, шатаясь и размахивая ключами, – и упали, споткнувшись о лежащего крокодила. Морпехи были готовы к их приходу; они просунули руки сквозь клетку и мгновенно сломали шеи всем троим. Внезапно появилась девушка в юбочке из травы. Она спокойно отобрала ключи у мёртвых воинов и открыла замки. Войдя в клетку, прыгнула на Ули, крепко обхватив его руками и ногами; Ули пытался осторожно освободиться, но девушка не отпускала и что-то горячо шептала, прижимаясь к его широкой груди упругим телом. Морпехи вооружились копьями, отобранными у воинов, и неслышно вышли на свободу. Они заранее решили, что возьмут в заложники и проводники колдуна (вождь слишком стар, его легко заменить, никто не будет ради него стараться, да и далеко он не дойдёт) и будут пробиваться к трассе близ океана, по которой шли гуманитарные конвои. Неожиданным препятствием стали старухи, тесно лежавшие возле хижины колдуна: среди них было трудно пробраться неслышно. Однако трудно не значит невозможно: не смогли проползти среди живых – пробрались среди мёртвых. Колдун, правда, проснулся почти сразу, – но морпехам хватило и короткого «почти». Они схватили его, одновременно придушив воинов охраны. Колдуну зажали и завязали рот и глаза, связали лианами руки и повели… Девушка, так и не отпуская Ули, жестами показывала дорогу. Шли молча. Дошли до клетки; крокодил сладостно потягивался во сне, громко и размеренно дыша; дверь медленно, с визгливым скрипом, раскачивалась на ветру. Ули, высоко подпрыгнув, сорвал с крыши последний мешок с костями, закинул за спину. Наконечником копья разбил замок на ошейнике крокодила: проснется свободным, может быть, убежит. Пошли дальше, не оглядываясь.
Шли до рассвета. Вышли к трассе, когда небо на горизонте чуть посветлело, окрасилось розовым, потом алым. Стояли недвижно, пока Ули не кивнул товарищам – те немедленно сломали колдуну шею и поволокли тело подальше от дороги, где и бросили, не пытаясь спрятать. Норберто не удержался и напоследок пнул колдуна ногой; попал случайно по голове; однако высоченная прическа, спружинив, не пострадала. Франсуа обеспокоенно спросил: «А когда найдут, на нас не подумают? А то мы тут миротворцы, понимаешь…» – на что Ули мрачно ответил «Отобьёмся! Да и звери тут тоже голодные, за день объедят начисто, если свои раньше не найдут» – и, бросив последний взгляд на колдуна, прекрасного и ужасающего даже после смерти, вдруг наклонился и резко сорвал с его шеи новейшее украшение – смертный медальон бедняги Стюарта.
Девушка еще крепче прижалась к груди Ули… потом встала на ноги, показала на свой живот, потом на Ули и изобразила, будто качает ребёночка. Ули в растерянности оглянулся: «Мужики, как ей объяснить, что я женат?» Вашингтон улыбнулся: «Может, ты просто расист?» Айра сказал очень серьезно: «Она нам всем жизнь спасла… поблагодари её, жена не узнает, а если и узнает, то простит». Словно по команде, морпехи отвернулись… Ули и не заметил, как оказался на траве… девушка оседлала его сверху… Он закрыл глаза, отдался на волю судьбы, не пытаясь сдержать накопившуюся мощь, и только мысленно шептал: «Пеннипеннипенни – а-а, о-о, да, да, да-а!!» Всё закончилось неожиданно быстро. Девушка встала, попрошалась печальным взмахом тонкой чёрной руки и мгновенно исчезла в зарослях, словно змейкой проскользнула. Ули подумал: «Родичи не узнают, что она нас вывела, подумают на колдуна; опять же его тело найдут у дороги… но если родится белый ребёнок…»