Все трофеи Улисс тщательно спрятал возле опоры моста, оставив на всякий случай только паспорт старшего полицейского и банковские бумаги.
Улисс серьёзно рисковал, оставляя у себя документы убитого полицейского – прямая улика в случае задержания, но ему необходимо иметь при себе хоть какой-то легализующий документ. Пусть и опасный. Документ, без которого в этом времени выжить, вероятнее всего невозможно. Не зря же полицейские так настойчиво требовали у него паспорт. Тем более что на низкокачественном портретном изображении в паспорте полицейский чем-то походил на самого Улисса. Конечно, не идентично, но в отсутствии других вариантов устраивал и этот.
Поколебавшись, Улисс прихватил и «железяку» – привыкший всю свою сознательную жизнь воевать с оружием он чувствовал себя спокойнее…
Теперь необходимо было как можно скорее покинуть это опасное место. По металлической ржавой и хлипкой на вид лестнице Улисс взобрался на мост, перешёл на противоположный берег реки. Спустился с моста и двинулся в сторону расположенного неподалёку спортивного комплекса. Следовало раздобыть какой-либо пищи – он давно не ел, и теперь голод давал о себе знать неприятными болевыми ощущениями в области живота…
Спорткомплекс поразил Улисса непривычным людским водоворотом. Казалось, что сюда собрался заниматься спортом весь город. Внимательно понаблюдав за толпой, Улисс сделал вывод, что спортом здесь не занимались. В этом спорткомплексе происходила примитивная меновая торговля. Торговали в основном одеждой, которую обменивали на банковские бумажки, аналогичные конфискованным у убитых полисменов… Странное дело, Улиссу нигде не встречались даже простые аппараты вирт-оплаты, не говоря уж о слайерах. Люди передавали из рук в руки грязные, потрёпанные бумажки, ничуть не беспокоясь о каких либо мерах стерилизации. Повсюду сновали мужчины и женщины с тележками, сумками и огромными тюками.
Подобный способ торговли был необычен, выглядел экзотично и потряс Улисса настолько, что он на некоторое время забыл обо всём на свете: о смертельной опасности нависшей над ним, поглощённый раскрывающимся перед ним каким-то ирреально-первобытным, каким-то диким действом, отдалённо напоминавшим древнее сражение с присущей ему сложностью управления и хаосом…
На каждом углу предлагалась какая-либо еда. Простояв небольшую очередь, Улисс получил сочную, горячую, аппетитно пахнущую лепёшку называемую «чебурек», за которую продавщица взяла с него одну грязную и потрёпанную бумажку «Госбанка СССР» мелкого достоинства. Взяла голыми без средств защиты сальными руками и этими же руками достала откуда-то из недр лотка дымящуюся лепёшку, завернула её в кусок плотной серой бумаги и протянула Улиссу… Улисс поколебался, раздумывая, есть или нет. Такой антисанитарный способ торговли мог таить опасность. Наверняка в этом времени существуют губительные для Улисса микроорганизмы… Но голод взял своё и Улисс решился попробовать лепёшку. Лепёшка с мясом, оказалась не очень вкусной, низкого качества, но голодный Улисс мигом проглотил её и взял ещё несколько, а заодно и пластиковую ёмкость с питьевой водой.
Насытившись, Улисс двинулся дальше. Он выбрался с торговища и направился за толпой, смешавшись с ней, стараясь не попадать в поле зрения людей в серой форме полицейских, которых на его пути встречалось немало. Внезапно Улисса кто-то окликнул…
2
Старший следователь районного отдела Западного Административного Округа Москвы Игорь Николаевич Серебров стоял за зоной оцепления, уныло курил и терпеливо ожидал завершение работы коллег. На месте преступления «колдовали» криминалист Петрович и трассолог Оленька. Неподалёку кинолог Валера и его Альма безуспешно пытались взять след убийцы. Само место преступления оцепили вокзальные милиционеры, с трудом сдерживавшие толпу зевак – в основном пассажиров рейсов дальнего следования, для которых эта трагедия стала неким спектаклем посреди томительно-унылого ожидания своего отправления. За зоной оцепления опера, окружённые плотной толпой «отбивались» от кучи псевдосвидетелей. Игорь Николаевич краем уха слушал этих возбужденно тараторящих, галдящих, перебивающих друг друга, дающих самые противоречивые и нелепые показания людей и внутри медленно закипала злость, перерастающая в ярость.