Мне выпадало вести уроки в классах с пятого по одиннадцатый. Вел я математику и геометрию, и порой в самых жутких и непослушных классах. Конечно, к тому моменту, о котором я хочу поведать, мне исполнилось уже 42 года, и в школе я слыл строгим и серьезным учителем, меня побаивались, уважали и не всегда любили. Не все. К тому времени, каких только классов и учеников я не видал, трудно удивить матерого учителя чем-либо, но этот класс меня заинтриговал (вернее я так думал всего лишь из-за одного ученика в этом классе).

Так случилось, что уже на выпускной год мне достался одиннадцатый класс, единственный в школе. Прежде их поучала математике моя коллега, учительница на 7 лет младше меня. Увы, ей пришлось покинуть школу по причине беременности (она ждала второго ребенка) и все математические и геометрические вопросы школы упали на мои, хоть и крепкие, но уже порядком загруженные плечи. Так продолжалось не долго, на место ушедшей в декретный отпуск взяли временного учителя, молодую девушку после университета. Преимущественно ей поручили средние классы, мне же оставили самых старых учеников этой школы, ведь я один мог усмирить их пыл и ярое стремление не учиться. Ненависть к учебе была нормальным состоянием едва ли не всех школьников и мои подопечные выпускники не исключение. Чувство лени, юношеская энергия и прочая чушь не давала им спокойно учиться. Не всем, правда. В любом случае могут быть исключения, вопрос в том, что их сложно заметить.

К ученикам я относился без предвзятости, чем порой удивлял коллег и самих учеников. За полнейшую безалаберность и отсутствие надобных знаний, вкупе с хромающей дисциплиной, я с вдохновением ставил двойки отличникам, и с тем же чувством, но холодным внешним спокойствием ставил пятерки двоечникам, если они того честно заслуживали. На моих уроках дети вели себя довольно прилично. Иногда я позволял себе уходить от математических тем, к истории и философии, упоминая имена Пифагора, Лейбница, Декарта и прочих важных личностей. Мог дать ученикам тот или иной важный совет, в любом случае уроки мои не являлись рутиной, для меня же в первую очередь. Тем не менее, я знал, что далеко не всем ученикам я мил. Меня это нисколько не заботило.

Но что до истории. Четвертым уроком в тот день у меня стоял как раз одиннадцатый класса, у них выпадало два занятия, четвертый и пятый уроки, и на тот день была запланирована контрольная. Ученики были в курсе еще за две недели, потому часть из них сегодня не пришли, придумывая себе ложные поводы, наподобие внезапно развившейся болезни. И все же народа в классе хватало и помимо тех, кто обычно имел привычку не являться на контрольные работы, поэтому я не собирался ничего переносить или отменять.

Итак, контрольная, а между третьим и четвертым уроком есть большая перемена. Эта большая перемена была ознаменована тем, что всех учителей с какой-то пустяковой целью собирали в учительской. Меня это не особо радовало, ведь намечалась контрольная, а мне предстояло еще расписывать на доске два варианта заданий. Не то что бы это делать очень долго, но часть урока придется занять под написание заданий. Я не сомневался, что собрание это продлится не менее чем вся большая перемена и с неохотой шел на него.

Неохота моя обусловлена еще и тем, что алергично я не любил видеть нашего директора, по обычаю присутствующего на подобных встречах. Человек этот мне крайне неприятен своим, в первую очередь, не профессионализмом и заодно скверным характером. Люди такие рождаются раз на миллион, наверное, и вот он попался мне, да еще в роли директора. В нашей школе сменили руководство полтора года назад, в прошлом руководил здесь другой человек. То был самый настоящий директор, школу умудрялся держать в твердом кулаке, да и как человек хороший. Но у мужчин здоровье не самая сильная сторона и по этой самой причине на его место пришел новый директор. Одно то, что он пришел уже в преклонном возрасте, около 60 лет удивляло всех. Уж не знаю, как попал он на это рабочее место, очевидно по знакомству или еще каким чудом, но теперь школой управлял полнейший бездарь, с образованием далеким от педагогики и любой науки, однако считавший себя ученым, неясно в какой дисциплине. В действительности любил наш новый директор употреблять алкоголь в чудовищных масштабах, а иначе говоря, постоянно пил, что очень выразительно проявляла его внешность. Не зависимо от обстоятельств он вел себя надменно и важно, обвинял всех в непрофессионализме, безалаберности и хаотичности (!) на работе, обличал всех женщин в блуде, а мужчин в пьянстве, даже тех, кому диагностировали рак, и он уже не мог пить по состоянию здоровья; обещал всех разогнать, а школу, каким-то образом, закрыть. На деле ничего не делал, школой формально управлял завуч с парой старых учителей, особенно когда новый директор уходил в запой.