Анна вернулась в наш город после долгого отсутствия. Семья ее так же давно переехала, и я точно не знал куда. Очевидно, жили они в столице, где и трудился гениальный художник. Несколько дней назад она снова появилась у нас в школе. Теперь ее встречали не только самые близкие и родные люди, но и почти весь город, в первую очередь это главные лица и особенно представители той школы, где она училась, где работал и я. Из газет я узнал, что она посетила много мест в нашем городке, отметилась везде и общалась с сотнями людей, давала интервью и говорила речи. Не могла и школа обойти вниманием свою выпускницу. К ее приезду в школе вывесили фотографию Анны, как главной гордости за все время существования образовательного учреждения.
К тому времени уже мало людей осталось из тех, кто еще учил ее и помнил скромной девочкой с троечным аттестатом. Новые учителя просто гордились возможностью побыть на одном вечере и провести время с модным в обществе человеком. Старые учителя, те, кто еще учил ее, изливались сладостными речами, едва ли не одами в честь своей выпускницы: ее активно хвалили, восславляли и вспоминали учебное время. Все казалось таким веселым и счастливым, все «с самого начала верили в нее». Про школьные оценки и аттестат речь намеренно не заводилась, но один молодой учитель не знал всю историю ее обучения и задал этот самый каверзный вопрос про оценки. Ох, какой фурор произвел ее ответ, повествовавший всем присутствующим, что в этой школе она училась «неважно» и в итоге получила четыре тройки. Учителя из старого состава то краснели, то хихикали, отшучиваясь, никто себе места не находил и среди новых учителей и гостей мероприятия. Ударившись в ностальгию, Анна стала вспоминать свою учебу, рассказывая все как было на самом деле, и я мог подписаться под каждым ее словом. Тогда я присутствовал в зале и хоть официально меня не приглашали, потому что я уже был «слишком старый», пришел я сам, просто очень хотел посмотреть на ученицу, ставшую гением. Она говорила про учебу, а в конце вспомнила случай с тем самым рисунком на доске и, завершая речь, высказала огромную благодарность мне.
– Это был самый лучший и честный учитель. Как жаль, что я не видела его с того самого дня, как в школе мне выдали аттестат. Я не знаю, может быть, он уже умер, но даже если так пусть он все равно услышит, пусть знает: он лучший. Спасибо Вам! Надеюсь, Вы слышите меня.
2011 г.
Дом культуры
Небольшое здание, стоящее чуть в стороне от района, который можно было бы назвать центром города, никак не привлекало к себе внимание. Обычный, непримечательный дом, постройки начала XX века, высотой всего в четыре этажа, притаился позади гораздо более симпатичных и разнообразных по фасаду домов. Пожалуй, даже никто из жильцов не мог бы рассказать ничего особенного о своем доме, состоявшем сплошь из коммунальных квартир. И сравнительно новые обитатели из числа квартирантов и матерые старожилы проживали свою обычную жизнь, зная о доме только адрес, как он выглядит, как давно ему нужен ремонт и как его раздражают те или иные жильцы. Только один человек, которого звали Владимир Есенькин как-то удачно подметил, что это не просто дом с жильцами, а настоящее вместилище культуры во всех ее проявлениях. «Культура всего», как говорил он сам, и выделял в доме группы людей: художников, музыкантов, артистов, скульпторов, писателей, и они уже в свою очередь делись на старых и молодых; приличных, пограничных и маргинальных; новаторов и консерваторов; тихих и буйных. Их словно манило сюда, за многие годы укомплектовав в одном здании целый набор людей с уникальными характеристиками. Владимир стал смотреть на окружающее его общество как на бестиарий, как бы совестно ему становилось от подобных сопоставлений. Тем не менее, преодолевая первые признаки неловкости, он однажды набрался сил и стал вести заметки, почти переходившие в исследовательскую работу о жителях «Дома имени „Культуры всего“». Вменяемых целей и причин для написания данного трактата не существовало, впрочем, временно безработный Владимир не обременял себя поиском особых смыслов и с радостью и редким для него энтузиазмом горячо принялся записывать свои наблюдения, плавно перешедшие то ли в книгу, то ли в записки сумасшедшего.