– А может, он имел в виду, оренбургских казаков? – спросил он уже после у Джонни, чем вызвал его безудержный смех.

Успокоившись, он ответил:

– Наверняка, он что-то спутал с Казахстаном, скорее всего я упоминал, что живу на границе с этой республикой. Но зачёт, мне нравится «Казакистан», что значит, казацкий стан!

После они еще часто встречали араба, который, лишь только, завидев их, восклицал:

– Эй, Совьет Юнион, привьет! Как дыля?

– Интересно, этот араб, произнес такую фразу, – вспомнил он по случаю, – «Советский Союз распался в Москве, а тут в Германии он объединился».

– В какой-то степени, это так, – равнодушно отвечал Джонни.

Я так и звал его Джонни, хотя это было его вымышленное имя, вернее иноязычная форма одного и того же имени.

«Иван остался там, сюда приехал Джонни и то, чтобы заработать бате на лечение», – рассказывал он, будучи подвыпившим. Оказалось, что Иван с самого начала сдавался, как немец из Казахстана, но на интервью его вычислили и вернули в лоно родной нации, отказав в статусе беженца.

– А я думаю, что и создание Союза, и его разрушение отчасти произошло тут в Германии, – продолжал он свою мысль.

– Ну, да, если учесть, кто приложил руку к революции семнадцатого года, и после каких событий стал разрушаться Советский Союз, – заключал Джонни-Иван.

Они сдружились. Джонни познакомил его со всеми, с кем сам общался в лагере. Среди его знакомых были все, и курды, и афганцы, и негры (как он их совершено без задних мыслей называл), и албанцы, и все те, кого наш знакомец араб лаконично и ёмко именовал «Совьет Юнион». Джонни научил его, как подготовить пальцы к снятию отпечатков (обязательной процедуре для каждого вновь прибывшего в лагерь). Нагрев на печке стальные гвозди, он дал ему поддержать их в руках, чтобы изменилась структура отпечатка на пальцах. Переусердствовав, он три дня лечил, вздувшиеся от волдырей пальцы обеих рук. К тому же результат был отрицательным. Заподозрив «афёру», работники дактилоскопического отдела, назначили пересдачу. Но он уже привык к подобным фиаско и не собирался во второй раз испытывать судьбу. Он уже обдумывал дальнейший свой маршрут и план действий, готовясь к очередному снятию якоря. За это время, однако, произошло немало интересных событий, отпечатавшихся в его памяти надолго.

Один из них, который мы вкратце опишем, положительным никак не назовешь, но, значит, была в нём какая-то надобность, раз это событие произошло. И всё же произошло оно совершенно случайно…

Спокойной жизнь лагеря и его обитателей назвать было нельзя, тут то и дело происходили, какие-то ссоры, конфликты, потасовки. Почва для этого была самая, что ни на есть благоприятная. Сплоченные этнические группки, разрозненные полукриминальные стайки, или, как в случае с африканцами, целые (утрирую) племена, просто «клубы по интересам», «семейные дружины» и прочие мелкие лагерные кланы не всегда уживались между собой, нет-нет, да возникали конфликты, перерастая подчас в локальные побоища. При этом охрана лагеря действовала вяло, а полиция приезжала в самом финале, как Красная Армия в советских фильмах, когда исход битвы был уже предрешён.

Угостившись на радостях пакетным вином, что продавал из-под полы своего шкафа иссиня-чёрный негр, имя которого, наверняка, уже не помнит никто из его прошлых клиентов, компания из трёх человек, включая его, Джонни и афганца Фарика свернула по пути в отсек, где жили чёрные братья из дружественного «советскому лагерю» «племени». Добавив в гостях ещё немного «газу», он решил себе пройтись. В этот момент невдалеке от «союзного лагеря» им была замечена небольшая группа «диверсантов» неопределённой принадлежности. Сразу вспомнились годы учений в армии. Он окрикнул их, невольно стиснув кулаки. Завязалась потасовка. Дальше события развивались так: он изо всех кулаками и ногами колотил дверь в комнату, где спрятались неприятели, и орал непонятно каким, но очень страшным матом. С головы его текла кровь, руки были разбиты. Оттащить его от несчастной двери было нереально, угрозы полицией и уговоры не действовали, это был тот случай, когда его заклинило, заклинило всерьёз.