Сегодня должен был быть пустой день, без обучения, а значит, он созвонится с родными по Скайпу и пойдет в это странное заведение. Может, удастся что-либо узнать об этой таинственной Инес, хотя смерть очень сильно поразила его воображение. Это было первым таким случаем на его памяти – бабушки и дедушки умирали без его наблюдения. Просто мать и отец приходили и говорили: «Приготовься, милый, дед Хосе умер». И он от удивления раскрывал глаза и сначала долго раздумывал, а не шутка ли все это. Да, люди плохо себя иногда чувствовали, но при чем тут смерть?

Санта-Муэрте, с откинутой назад головой, грозной и одновременно томной улыбкой и своей длинной косой приковывала его взгляд.

– Нет, к черту! – сказал он, постаравшись придать себе веселый вид. Потом вспомнил и ойкнул. Чертыхаться он больше не будет, он пообещал отцу Педро. Сейчас, кстати, необходимо будет заглянуть к нему, а то общаться пока не с кем и незачем. Спросить его, как относиться к сатанистке, которая вместе с ним ходит на курсы, и может ли он как-то в будущем помогать церкви, организуя рекламные кампании. Потом рассмеялся и включил компьютер, быстро поставив лайки всем, кто заинтересовался его профилем «enamorado en Mexico» уроженца Испании. Ничего интересного. Может, зря вся эта церковь, и стоит ходить к психологу? Но он уже набирал номер телефона отца Педро и слушал гудки.


– Так вот, отец Педро, я бы не сказала, что готова рассказывать прямо сейчас, что я чувствую, – начала Инес, и представила почему-то, что в прошлой жизни она бы на этом месте затянулась сигаретой, посмотрела бы в лицо собеседнику и расхохоталась.

– Почему не сейчас, дорогая? Ты давно не была на исповеди. Просто скажи пару слов, – посоветовал отец Педро. В молодости, должно быть, он был блондином – кожа светлая, глаза голубые, толстые щеки гринго и неизменные очки любящего чтение человека.

– У меня пока нечем поделиться. Жду, когда приму обет, – сказала Инес и пожала плечами.

– Неужели больше не хочется вернуться на путь греха? – заговорщическим тоном сказал отец Педро сквозь прутья старинной решетки.

– Нет, я абсолютно свободна от этого, только иногда вспоминаю, что наделала. Но стыдно не становится, – неожиданно смело произнесла Инес.

– И тебе больше не хочется ходить под дурманом?

– Неееет, тут дурмана гораздо больше, отец, и он такой… – она задумалась, подыскивая слово, – хороший. Я каждый раз хочу сказать что-то по-новому, как-то интересно сказать, но у меня из головы все уходит неведомо куда.

– Понимаю. Это наркотики ослабляют разум, – кивнул отец Педро и взглянул на часы на запястье. – У нас осталось еще немного времени. Но какие-то грехи у тебя все же есть?

– Да, – призналась Инес, – гордыня и несогласие с некоторыми сестрами. А также… я постоянно оглядываюсь вперед и думаю, что нечто должно произойти, я…

– Я тоже, – перебил ее отец Педро, – но вот уже двадцать лет, как ничего не происходило…

– Если не считать нового Папы, – тихо добавила Инес.


«Петр II находится с визитом в Камеруне. Он присутствовал на шаманском богослужении, чего никогда не делал ни один папа до этого. От экуменических комментариев папа отказался», – говорило видео на кабельном канале серьезным и обеспокоенным голосом.

Отец Педро не ответил, а значит, он, скорее всего, тоже смотрит телевизор. Или сейчас находится в женском монастыре. По телевизору с гордо поднятой головой и несколько надменной улыбкой расхаживал этот гринго, отец Петр, который неожиданно для всех решил оставить свое прежнее имя из светской жизни – Питер Уитфилд – и тем самым породить слухи о конце света. Петр был молод, а точнее, ему было сорок три года, и он обладал внешностью чуть ли не американской кинозвезды золотой эры Голливуда. Таких представляешь себе в плаще с сигарой в зубах, то ли вышедших на дело, то ли, наоборот, преследующих бандитов.