Муж и жена с нежностью улыбнулись друг другу, обнялись и поцеловались. Бывают же такие удачные дни! Запоры у малютки стали уже всерьез их беспокоить.
Дон Ибрагим подумал, что, когда раздастся продолжительный гул одобрения, ему придется сделать небольшую паузу – надо будет опустить голову и как бы в рассеянности устремить взгляд на скатерть и стакан с водой.
– Полагаю излишним разъяснять, господа академики, сколь важно постоянно помнить о том, что пользование вещью – не пользование или распоряжение правом на пользование этой вещью, ибо права такого еще у нас нет, – которое в силу давности ведет к владению таковой в качестве собственности того, кто ее захватил, – это есть состояние, существующее de facto[17], но ни в коем случае не de jure[18]. (Превосходно!)
Дон Ибрагим победоносно улыбнулся и несколько секунд постоял, ровно ни о чем не думая. В душе – и по внешнему виду судя – дон Ибрагим был человеком вполне счастливым. Его не признают? Эка важность. А для чего существует История?
– В конце концов она всем воздаст по справедливости. И если в этом подлом мире гений не встречает признания, стоит ли беспокоиться – ведь через каких-нибудь сто лет от всех нас останутся одни скелеты!
Из этого сладостного забытья дона Ибрагима вывели отчаянные, пронзительные, беспорядочные звонки.
– Какая дикость, можно ли так безобразничать! А еще считаются воспитанными людьми! И наверно, даже не стыдятся!
Супруга дона Ибрагима, которая, сидя у жаровни, штопала чулок, пока муж ее ораторствовал, поднялась и пошла открыть дверь.
Дон Ибрагим прислушался. Звонил сосед с пятого этажа.
– Ваш супруг дома?
– Да, сеньор, он готовится к докладу.
– Могу я его видеть?
– Разумеется, о чем тут спрашивать.
Повысив голос, жена позвала;
– Ибрагим, это сосед сверху.
Дон Ибрагим ответил:
– Пусть войдет, почему ты его там держишь?
Дон Леонсио Маэстре был бледен.
– А, сосед! Что же привело вас к моему скромному очагу?
Дон Леонсио проговорил дрожащим голосом:
– Она умерла!
– Что?
– Умерла, говорю!
– Кто?
– Ну да, сеньор, умерла. Я потрогал ей лоб, он холодный как лед.
Глаза супруги дона Ибрагима округлились, как блюдца.
– Кто умер?
– Соседка рядом со мной.
– Соседка рядом с вами?
– Она самая.
– Донья Маргот?
– Да, она.
Дон Ибрагим вмешался:
– Мать этого потаскуна?
Дон Леонсио ответил утвердительно, а жена дона Ибрагима набросилась на мужа:
– Ради бога, Ибрагим, как можно так говорить!
– И она на самом деле мертва?
– Да, дон Ибрагим, мертва окончательно. Ее удушили полотенцем.
– Полотенцем?
– Да, махровым полотенцем.
– Какой ужас!
Дон Ибрагим, шагая туда-сюда по комнате, принялся отдавать распоряжения и призывать к спокойствию.
– Хеновева, сними трубку и вызови полицию.
– Какой там номер?
– Почем я знаю, милая, посмотри в книге! А вы, друг мой Маэстре, станьте на лестнице и никого не пропускайте ни вниз, ни вверх. Возьмите на вешалке трость. Я пойду за врачом.
Когда дону Ибрагиму открыли дверь в квартире врача, он с величайшим хладнокровием спросил:
– Доктор дома?
– Да, сеньор, подождите минуточку.
Дону Ибрагиму было известно, что доктор дома. Когда тот вышел узнать, зачем его спрашивают, дон Ибрагим, как бы не зная, с чего начать, спросил улыбаясь:
– Ну, как ваша малышка? Желудочек уже налаживается?
После ужина дон Марио де ла Вега предложил Элою Рубио Антофагасте, бакалавру по третьему циклу, выпить чашечку кофе. Было видно, что он расщедрился.
– Не хотите ли сигарку?
– О да, сеньор, весьма благодарен.
– Черт возьми, приятель, за что так благодарить!
Элой Рубио Антофагаста робко улыбнулся.
– Ну да, конечно. – И прибавил: – Вы знаете, я очень счастлив, что нашел работу. Верите?