Смешно и нелепо отрицать, что его прикосновения ее не волнуют, но она больше не станет набрасываться на него за скупую ласку. Дрожь в коленях и горячие спазмы внизу живота можно пережить. От перевозбуждения еще никто не умер. Очередной отказ ударит сильнее.

— Что скажешь, пчелка? — Темные ресницы скрывают выражение непостижимых глаз, и ей остается только догадываться что имеет в виду этот непредсказуемый и дико сексуальный мерзавец. Чтобы она сейчас не ляпнула, он может обратить это против нее самой.

— Предлагаешь мне вернуться, чтобы постоять в очереди за Эйнаром? — все-таки отмачивает Кая. Ну а что? Нервы то не железные и терпение ни к черту. В конце концов, надо же как-то стресс снимать. — Не думаю, что он такой выносливый, но троих осилит смело, а кого-то только на двух хватило, — насмешливо добавляет она, намекая на прикованных пчелок в спальне Бута в шалле.

— Осторожно, Кая. Я могу принять вызов, — вскинув голову, Бут пронзает ее потемневшим взглядом, отбивающим все желание дерзить и ехидничать. Губы кривятся в хищной улыбке, от которой у пчелки дрожать начинают не только колени.

Воздух вдруг становится густым и горячим, каждый вдох обжигает легкие. Надо что-то сделать, сказать, но Кая молчит, впервые в жизни прочувствовав на себе значение фразы «проглотила язык».

— Или именно этого ты и добиваешься? — наклонившись, он проводит губами по ее больной щеке и резким движением дергает вниз полотенце. Оно падает, к ее ногам, прежде чем она успевает что-то сделать, но стала бы делать, даже если бы успела? Ответ скрывается где-то за пределами этой душной наполненной парами и животной похотью ванной.

Не дав пчелке толком опомниться, Бут подхватывает ее за голые ягодицы и, развернувшись, стремительно выходит в открытую дверь. Кая инстинктивно цепляется пальцами за черный пиджак, обвивая крепкие мужские бедра ногами. В голове по-прежнему ни одной искрометной фразы, способной разрядить витающее в воздухе сексуальное напряжение.

Бут быстро заносит притихшую дезориентированную пчелку в спальню и не церемонясь бросает на кровать. Шлепнувшись задницей о матрас, Кая немного приходит в себя. В поплывших мозгах проясняется, но совсем слегка и очень ненадолго.

— Что ты … собираешься делать? — заплетающимся языком спрашивает пчелка, испугавшись собственного голоса. Он снимает пиджак, бросая его на стул. Туда же летит рубашка. От брюк и белья батлер избавляется медленно, словно намеренно заставляя ее корчиться в ожидании. — Бут, ну ты же не серьёзно, — ошалев от творящегося безумия, она нервно проводит по волосам, сдвигает колени, прикрывая руками грудь.

— Поздно включать скромницу, Кая. Тебе не идет, — Шторм в бирюзовых глазах разгорается ярче, придавая им оттенок грозового затянутого черными тучами неба. Она безвольно падает в эту дикую неукротимую стихию, захваченная врасплох мощным магнитным напряжением, ощущая, как разряды тока циркулируют между ними, пронизывая сокращающееся пространство.

— Бут… — жалобный писк срывается с приоткрытых на выдохе губ. Кожа пылает во всех местах, куда добирается его голодный взгляд. Животная похоть, четко отражающаяся на застывшем мужском лице, приводит ее и в восторг, и в замешательство, и в дикое возбуждение. Без хладнокровной маски циничного расчетливого ублюдка, он выглядит совсем иначе и намного опаснее.

Парализованная и оглушённая, она наблюдает, как он неспешно надвигается на нее. Гибкий прекрасный хищник с вылитым словно из стали телом. Охваченные вожделением черты, заострившиеся скулы и совершенно безумное выражение глаз. Жутко, страшно, но взгляд отвести невозможно, немыслимо. Даже для того, чтобы скользнуть вниз по его бугрящемуся мышцами дьявольски-совершенному телу и убедиться в том, что шутки и игры кончились.