Элиза протиснулась сквозь ограду и обхватила руку Джимми. Фонарик она прижала к его груди, направив луч вверх и почти ослепив Паркера.

– Пора идти, – сказала Элиза, дергая Джимми за рукав. – Пора, мистер Соло.

Он моргал от яркого света и знал, что она права. Хотя Элиза и была младшей из всех детей, она успокаивала больше, чем остальные. Джимми раздавил в кулаке последний комочек глины, ссыпал крошки и вытер ладонь о бедро. Ему не хотелось уходить, но он знал, что остаться они не могут. Он напомнил себе, что их уход будет временным. Так сказала Джульетта. Она пообещала, что Соло сможет вернуться и жить вместе с теми, кто сюда придет. Некоторое время лотереи не будет. В укрытии появится много людей. И они снова оживят его.

При мысли о множестве людей Джимми вздрогнул. Элиза подергала его за рукав:

– Пошли. Пошли.

И Джимми понял, чего он боится. Не того, что однажды придется уйти, – этот день еще был впереди. Не того, что придется устраивать новый дом в самом низу, – этажи там почти осушены и больше не пугали его. Это была мысль о том, к чему он может вернуться. Его мир становился лишь безопаснее, по мере того как пустел. На Соло напали, когда он стал наполняться снова. Поэтому в глубине души он хотел оставаться один, быть Соло.

Встав, он позволил Элизе вывести его на лестничную площадку. Малышка ухватила его за мозолистую ладонь и энергично потянула за собой. Выйдя на лестницу, она собрала свои вещи, лежащие возле ступеней. Снизу доносились голоса Риксона и остальных, эхом отражающиеся в гулкой бетонной шахте. Одна из аварийных ламп на этаже не горела, создав темное пятно среди тусклой зеленой подсветки. Элиза поправила наплечную сумку со своей книжкой и затянула верх рюкзачка. Еда и вода, смена одежды, батарейки, выцветшая кукла, расческа – вот практически все ее вещи. Джимми придержал лямку, чтобы она смогла просунуть в нее руку, затем поднял свою ношу. Голоса остальных внизу зазвучали тише. Лестница слегка завибрировала под шагами, когда они направились вниз. Как-то странно было идти туда, чтобы потом выйти наружу.

– Долго еще ждать, когда Джевел придет за нами? – спросила Элиза. Она держала Джимми за руку, они спускались рядом.

– Недолго, – ответил Джимми, что, по сути, означало «не знаю». – Она старается. Но путь сюда неблизкий. Ты ведь знаешь, как долго пришлось ждать, пока вода понизится, а потом и совсем уйдет?

– Да. Я считала ступеньки, – кивнула Элиза.

– Верно, считала. Так вот, теперь им нужно проделать туннель в сплошной скале, чтобы добраться до нас. А это будет нелегко.

– Ханна сказала, что, когда Джевел придет, здесь будут десятки и десятки людей.

– Сотни, – хрипловато ответил Джимми и сглотнул. – Даже тысячи.

Элиза сжала его руку. Очередной десяток ступеней они прошли молча, считая их мысленно. И ей, и ему оперировать такими большими числами было трудно.

– Риксон говорит, что они придут не нас спасать, а чтобы захватить наше укрытие.

– Да, говорит, но он видит в людях только плохое. Точно так, как ты видишь хорошее.

Элиза взглянула на Джимми. И он, и она сбились со счета. Джимми задумался, способна ли девочка представить, как выглядят тысячи людей. Сам он едва мог такое вспомнить.

– Я бы хотела, чтобы он, как я, тоже видел в людях хорошее, – сказала она.

Джимми остановился, когда они еще не дошли до следующей площадки. Элиза тоже остановилась, сжав его руку и придерживая болтающуюся сумку. Джимми опустился на колени, чтобы стать ближе к девочке. Когда Элиза надула губки, он увидел просвет на месте выпавшего зуба.

– Во всех людях есть что-то хорошее. – Джимми сжал плечо Элизы, ощущая, как в горле встает комок. – Но есть и плохое. Риксон, наверное, чаще бывает прав, чем не прав.