Всю ночь они пробирались по распутице к опорному пункту корпуса, а здесь политрук с утра решил устроить собрание для командиров рот и отделений. Уставшие, продрогшие из-за влажной одежды, в грязи с ног до головы служащие еле сидели на широких лавках. Кто-то от долгожданного тепла начал дремать после кошмарных суток на ногах в сырости, кто-то злился, что рядовые танкисты сейчас уже могут стянуть мокрую одежду и просушить у костра. Командиров всех подразделений заместитель танковой бригады по политической работе потребовал собрать в избе, служившей раньше сельсоветом, чтобы рассказать срочные новости из Москвы. У измученных людей важная информация не вызвала никакого отклика. Больше всего им хотелось согреться и прийти в себя после бесконечного ночного перехода. Комбат понимал прекрасно, что у него всего сутки до того, как батальон пойдет в новую атаку на врага. При этом экипажи вымотаны, все танки необходимо срочно осмотреть после тяжелого перехода: подвеска, состояние траков от долгих часов скольжения на высоких оборотах оставляют желать лучшего. Не до мировой политики.

После команд «Вольно» и «Разойтись» загромыхали лавки, затопали набухшие от воды сапоги – офицеры торопились найти свои экипажи и заняться сырой одеждой. Политрук недовольно сморщился над стенограммой из центра, до чего политически пассивный этот Савченко и народ себе в батальон подобрал такой же.

– Извините. – Политрук поднял голову – рядом стоял молодой парень в обвисшем от влаги комбинезоне и грязной кожанке, из-под расстегнутого ворота виднелись три лейтенантских «куба» в петлицах. – Я слышал, что вы про Польшу говорили. Разрешите задать вопрос, товарищ майор?

– Разрешаю, товарищ старший лейтенант. Как фамилия ваша?

– Соколов, командир танковой роты.

– Соколов? – Брови у политрука взлетели вверх. – Ну что ж, похвально, что такие герои у нас в батальоне появились. Слушаю вас, товарищ.

– Вы говорили, что Польша будет возвращена ее народу.

– Все верно поняли, товарищ Соколов, хорошо, что так внимательно слушали.

– Наступление же наверняка через Белоруссию пойдет. Так вот, у меня вопрос, можно ли попасть в ударную роту или батальон, чтобы как можно быстрее немцев из страны прогнать. Когда планируется полное освобождение страны?

– Товарищ старший лейтенант, информация о стратегии и времени наступательных операций наших войск строго засекречена, – нахмурился замполит. – Это хорошо, что так в бой готовы идти, учтем ваше рвение. Только про армейскую дисциплину не забывайте и устав. Приказ был отдыхать перед наступлением. Вот и выполняйте. Без лишних вопросов.

– Есть выполнять приказ. – Алексей развернулся резко и зашагал из бывшего сельсовета на улицу. Но выйдя за дверь, сник от печальных мыслей, что разъедали его изнутри. За ночь под дождем и снегом форма промокла насквозь, но самое страшное, что письмо от любимой девушки Ольги разлезлось на куски от воды. Он помнил его, конечно, наизусть. Но при виде ошметков листов с размытыми строками внутри все так и перевернулось. К горлу подошел острый комок тревоги: как узнать про Ольгу? Как освободить уже бедную, исстрадавшуюся от немецких оккупантов белорусскую землю быстрее?

За ответами он и обратился к заместителю танковой бригады по политической работе. Но тот лишь напомнил о правилах и подчинении командиру, будто он, Соколов, первый день на войне. Всегда Алексей чтил военный устав, свод правил строгой дисциплины и беспрекословного выполнения приказов вышестоящих чинов. Только любовь ведь правилам не подчиняется. Если бы он мог, то сейчас бы наплевал на все приказы и запреты. Завел бы танк и рванул по маршруту к маленькому городку, где встретил Олю в начале войны. От этой мысли под холодной мокрой гимнастеркой разливался жар в груди. Сутки или двое, и он мог бы увидеть ее, прикоснуться. Или спасти от фашистов, ведь Ольга связная в партизанском отряде, а значит, каждый день рискует вызвать подозрение у гауляйтеров. Эта мысль ему казалась самой страшной, все чаще и чаще в разговорах фронтовиков мелькало словосочетание «выжженная земля». Немцы отступали, не оставляя ничего живого после себя. Сжигали, взрывали, убивали, вешали, морили голодом и непосильным трудом мирных граждан на постройке оборонительных укреплений. Чтобы помешать стремительному наступлению Красной армии, Гитлер отправлял в деревни и города самое жестокое свое подразделение – ваффен СС, которым лично командовал рейхсфюрер Генрих Гиммлер. Германские убийцы с орлом и свастикой на рукаве отличались жестокостью, абсолютной бесчеловечностью к беспомощным женщинам и старикам на оккупированной территории.