Над толпой плыли запахи ванили, корицы и кориандра. Арабы в легких белых одеждах громко говорили друг, с другом размахивая руками. Их переводчик, скорее всего армянин – успокаивал своих клиентов. Вероятно, прием был отложен, а это в их планы не входило. Несколько рыцарей-тамплиеров сдавали мечи своему сопровождающему и бросали вокруг тревожные взгляды. Без оружия чувствовали себя неловко. Казаки отвели коней в сторону и поставили одного из десятников их сторожить. Кремль, не Кремль, а береженного Бог бережет.

Итальянцы, вероятно купцы, этих можно было сразу отличить по своеобразной жестикуляции и разноцветному платью, тут же, у княжеского крыльца перебирали что-то в глубоком ларце. Не иначе, подарки князю и княгине.

Вдруг вся толпа всколыхнулась, заволновалась. Над головами пронеслись слова: «Митрополит! Владыка Киприан прибыл!» И тут же, откуда-то слева, к Крыльцу не спеша, подошел человек в черной свободной одежде и высокой черной митре. Его сопровождал почетный эскорт из нескольких монахов, похожих на воинов и десятка воинов в начищенных до зеркального блеска стальных кирасах и шлемах. Правые перчатки лежали на рукоятках легких мечей испанской работы, вложенных в изящные ножны. Надвинутые забрала и сверкающие сквозь них глаза придавали этой охране зловещий, и даже угрожающий вид. «Дружина митрополита – лучшие бойцы Руси!» – пронесся шепот над разноцветной толпой.

Подойдя к казачьему отряду, кавалькада митрополита остановилась, Киприан вышел, раздвинув своих охранников и, ни слова не говоря, уставился на царевича Касима. Ордынец, не мигая, выдержал взгляд первосвященника Руси и только слегка наклонил голову в знак приветствия. Тогда Киприан повернулся к Мусе Гирею. Он осмотрел сотника с ног до головы, удовлетворенно хмыкнул и сказал: «Молодец!».

Рад служить вам владыка, – сказал Муса и медленно поклонился

Митрополит продолжал смотреть в глаза сотнику. Муса видел перед собой усталого пожилого человека с серо-голубыми глазами. Довольно высокого роста, с широкими плечами пахаря и нежными руками царедворца. В глазах первосвященника Муса не увидел злобы и гнева – только усталость и боль. Постояв так несколько минут, Киприан резко повернулся, поднялся по Крыльцу в палату и пропал в её темном чреве.

Вышел крепкий дружинник из княжеской охраны и громко сказал:

Али-бен Джемал-ал-ислам!

Арабы, стараясь придать своим лицам, степенность и важность, поднялись по ступенькам и вошли в палаты. Остальные терпеливо ждали своей очереди. Слуги разносили ожидающим хлебный квас и разнообразные морсы в деревянных и глиняных чарках. Итальянцы, попробовавшие квас впервые, одобрительно подняли вверх большие пальцы правой руки: «Bene34!!!» Вышли довольные арабы. Позвали итальянцев. Потом тамплиеров. Беседа с рыцарями как видно была долгой, но, наконец, дошла очередь и до Касима.

Ордынский царевич, его величество Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид и сопровождающие его казаки! – выкрикнул дьяк.

Касим гордо выпрямился и вошел в широкую комнату, в самом конце которой, на высоком золоченом кресле, которое уместнее было бы назвать троном, сидел высокий чернобородый человек в трех богатых кафтанах, одетых один на другой, и в шапке с оторочкой из меха блестящего соболя. Человеку явно было жарко в этих одеждах, лоб его был мокрым, а глаза выражали страдание. По бокам от него стояли два гридня с обнаженными саблями.

На скамейках справа и слева сидели бояре, в нарядах попроще и, поэтому от жары не страдающие. На отдельном кресле восседал уже знакомый Касиму, Киприан. Царевич вошел, так как предписывал придворный этикет его Родины – прижал руку к груди, наклонил голову и сказал: