Как же он целуется! Невероятно просто! Я от первого-то в себя еле пришла, а тут снова… Это вообще как?! Это же Сатана! Бывший Ланы!

На мгновение мир возвращается ко мне, я судорожно глотаю воздух, пытаясь прийти в себя. Но перед глазами лишь ошалевшая тьма, которая снова ко мне тянется.

Ну, нет! Еще один поцелуй я просто не переживу!

С воплем и со всей силы отталкиваю от себя это чудовище, размахиваю руками в надежде хоть куда-то попасть.

— Полегче, мартышка! Не так резво! — ржет Сатановский. Морда такая довольная, что в кровь хочу ее расцарапать. — Какой темперамент! Ну, что, к тебе или ко мне?

У меня челюсть отвисла от такой наглости, не сразу понимаю, что он несерьезно, снова дразнит меня, гад!

— Ну, пошли ко мне, что ли, — выдаю я, и вижу как округлились его глаза. Что, не ожидал?

— Мартышка, — снова тянет ко мне свои грабли, — а ты, оказывается… Ааа!

Сатана ошалело смотрит на меня, а потом недоверчиво проводит ладонью по щеке, которую, я надеюсь, все же поцарапала в кровь. Есть!

— Ты — похотливая скотина, Сатановский. Вот ты кто! — говорю я, молясь, чтобы голос не сорвался. — Еще раз такое устроишь, всего исполосую, понял!

Он будто и не слышит меня, все таращится на свою руку, которая вся в крови. А я со всех ног несусь к подъезду, надеясь, что он не догонит. Потому что, если догонит, прихлопнет как муху. Такая морда разъяренная и поцарапанная. Всю ночь теперь сниться будет.

Главное, чтобы во сне не целовал!

Влетаю в подъезд и прислушиваюсь. Ничего, кроме своего грохочущего сердца, услышать не могу, губы горят, в ушах шум, но вроде Сатановский за мной не побежал. И даже не пошел. Ну и славно. Отлично просто, так и должно быть!

Ключ в замочную скважину влезает лишь раза с пятого, падаю на кровать в темноте и касаюсь губ. И тут же отдергиваю пальцы: такие чувствительные, как будто с них кожу Сатановский снял. Сожрал, дьявол.

Голова снова кружится, и я бездумно улыбаюсь. Ошалело смотрю в темный потолок и, кажется, совсем с ума схожу, потому что я почему-то вижу там… звезды. Настоящие мерцающие звезды.

И снова улыбаюсь.

Так и засыпаю, не переодевшись и не расстелив кровать. Просто улетаю в черную тьму.

Утром едва разлепляю глаза, голова шумит, как от перепоя, отворачиваюсь к стене и снова засыпаю. Снов не вижу и не помню.

Когда подскакиваю от рингтона мобильного, оказывается, что уже два часа дня, и мне пытается дозвониться Чистякова.

— Ты куда пропала, Марфа? — без традиционного “привет” начинает Надя, и я понимаю, что меня ждет разнос. — Я уже морги собралась обзванивать! Лане даже позвонила. Она тоже не могла до тебя добраться. Наверное, уже к тебе несется. Ты вообще где?

— Дома я, — зеваю. — Дома. Тут такое вчера было…

— Да я уже пожалела, что про Каменева рассказала. Что там было-то?

— Сатановский там был, — мрачно отвечаю, вспоминая, наконец, и про Антона. В душе ничего не откликается на его имя. Неужели и правда все? Три года по нему сохнуть и все разрушить за один вечер?

— Шайтан? То есть Иван? — удивляется Надя. — А он там как оказался? Разве они с Каменевым тусят вместе?

— Нет, конечно, — заставляю себя встать с кровати и плетусь в ванную. — Хотела бы я знать, как там эта скотина оказалась. В общем, все кончено, Надь. С обоими.

В телефоне молчание, я ставлю на громкую связь и включаю воду, чтобы умыться. Черт! Косметику вчера не смысла, теперь как панда, а еще точнее — мартышка в очках.

— В смысле с обоими? — осторожно переспрашивает Чистякова. — Ты можешь толком объяснить?

— Мы с Антоном расстались. Не знаю, кто кого бросил, но мы точно не вместе, — прислушиваюсь к себе и удивляюсь, потому что не чувствую ни боли, ни сожаления. Устала, наверное, слишком. – А Сатановский… козел, каких поискать - и не найдешь. Ты прости, подруга, но я пас. Сама с ним готовься, играй в Универсум, если я там буду рядом, точно башку ему отгрызу.