– Мы что тут ищем? – забрюзжал Крачкин.

– Вчерашний день, – непочтительно ответил Зайцев.

– Оно и видно. – Крачкин вынул из кармана примятую пачку папирос и отошел к двери. – Найдешь – сообщи телеграммой.

Коридор был наполнен светом, в обе стороны – стойла. От солнца ложились косые параллелепипеды света, в которых вилась пыль.

Работник в куртке показал им стойло.

– Вот здесь он, значит, содержался. Как привезли, так и содержался. Пряник-то.

Он не спешил уходить. С любопытством глядел на всех троих.

– Спасибо, – проскрипел Крачкин так, что работник конюшни тотчас пробормотал:

– Так я снаружи. Покричите, если что.

И исчез.

В пустом стойле висела на гвозде синяя попона.

Зайцев втянул воздух. Пахло потом, человеческим и лошадиным. Пахло навозом. Запах казался удивительно благородным. Зайцев тянул ноздрями. Но больше не пахло ничем.

Может, именно в этом и смысл – что противник не сразу понимает, что сейчас произойдет? Оружие невидимое, неслышимое, не осязаемое до тех пор, пока пораженные солдаты не зальются слезами, не начнут валиться, хватаясь за горло, – так, во всяком случае, вообразил себе Зайцев. И тотчас себя одернул: нет. Не так. Если Пряника отравили газом, то сделали это незаметно. Даже опытный Жемчужный не заметил, что с лошадью неладно.

Нет, что-то здесь не сходится.

Запахло табаком.

Крачкин стоял в дверях – пускал дым наружу. Но пахучие клубы все равно втягивало обратно.

Хохолок наклонился над стеклянно поблескивающими внутренностями ящика.

– Товарищ, вы бы поскорее, – не выдержал Зайцев.

– Да вы не волнуйтесь, товарищ следователь. Даже маленькой концентрации газа достаточно для реакции.

В словах слышалась гордость удивительными свойствами газа и силой современной химии.

Юноша встряхнул пробирку, подождал, показал Зайцеву. Секунда показалась ему вечной. Юноша пояснил:

– Чисто.

Взял другую, вынул резиновую пробку. Зайцев уловил резкую вонь аммиака.

– Вася, мы зачем здесь груши околачиваем? – подал недовольный голос Крачкин. – Это что, место преступления?

Юноша поднял смоченный ватный клочок. Он ждал.

Крачкин не унимался:

– Так если место преступления, то поздравляю: все уже затоптали и захватали. А некоторые даже вон подмели и кое-где помыли, – кивнул он в ту сторону, куда скрылся работник. Там же в углу стояли метла, железный совок для навоза и ведро, на бортике которого висела влажная тряпка. – Пока некоторые опомнились, – добавил Крачкин.

Зайцев не ответил.

Юноша показал: ничего.

– А могли проветрить? – спросил его Зайцев. Он только сейчас понял, насколько не готов был к неудаче. Тот пожал плечами.

– Могли. Но выветрить совсем – очень трудно.

Зайцев подумал: да и в конюшне в день состязаний все время толклись люди. И лошади! Другие участники бегов, с ними-то ничего не случилось. Или не случилось – пока?

По конюшне гулял сквозняк.

– А через какое время проявляются симптомы газового отравления?

– Смотря чего и смотря по дозе.

– Доза, скажем, смертельная.

– Тогда смотря что за газ.

Зайцев огляделся еще раз. Солидных дверей между стойлами нет, значит, все лошади получили бы примерно такую же дозу, что и Пряник. Того же самого газа. И лошади, и люди. Наездники, работники – много кто.

Он вспомнил рассказ Кольцова об атаке под Браиловичами: лошади пали все. Не только лошади – мыши, птицы.

Да из больниц бы уже начали обрывать телефоны.

Юноша отряхнул коленки. Запер чемоданчик. Стеклышки глядели на Зайцева: взгляд серьезный, ждет распоряжений.

– Хорошо. Давайте так вопрос поставим. Есть ряд отравляющих газов, они на вооружении до сих пор…

– Хлор, фосген, фосфор, – прилежно начал перечислять осоавиахимовец. Зайцев кивнул, не дав договорить: