Актив переспросила:

– Комсомолец? Как его фамилие? Нефедов?

Она совершенно не помнила Нефедова по их случившемуся однажды культпоходу в Русский музей – тогда они бегали в поисках картин, но Розанова думала, что ведет культработу среди сотрудников. Она сделала несколько закорючек в тетради.

– Разъясним товарища, – пообещала она.

Зайцев понадеялся, что других дел у Розановой сегодня нет и она ринется спасать комсомольца из лап рутины. Розанова была идейная. Коптельцев любил секретарш в узких юбках, с завивкой и парфюмом. А таких баб-кувалд, как Розанова, особенно чесавших языком как по газетной передовице, ненавидел и боялся. И поэтому им уступал.

Но пока бегать приходилось своими ногами. И Зайцев ринулся по лестнице вниз.

Юрку Смекалова он, к счастью, застал на месте. Тот одним пальцем бил по машинке – писал отчет.

– А, Вася, здорово. – Он протянул поверх каретки руку. На указательном пальце краснела зарождающаяся мозоль. Казино с проспектов исчезли, а игроки, каталы, жулики – нет. Просто играли теперь все больше по квартирам, в подпольных притонах. Стучать по машинке Юрке приходилось не меньше, чем при НЭПе.

Он рад был прерваться.

– А то! – поднял пшеничные брови в ответ. – Как же не слышали.

И покачал головой.

– Вот жаль, так жаль. Такая смерть дурная. Глупая. Какая лошадка!.. Птица! Чего?

Зайцев почувствовал, что его опять задело. Вот и Юрку, похоже, мало занимало, что при этом погиб человек. Вот и он тоже: какая лошадь!

– Да ничего. Я не знаток.

– Ой, зря! Такая лошадь!.. Выдающаяся. Ни одного проигрыша. Да чего уж теперь.

Юрка подавил зевок. Внешность у него была от природы такая, что хоть рекламу какао Эйнема с него пиши: румянец, кудри. Вот только работа все больше ночная, бессонная. Кудри сейчас напоминали мочало, под глазами – круги, румянец можно принять за цветение алкогольных пятен. Не реклама Эйнема, а жертва есенинского разврата.

– Ты сегодня спал? – сочувственно спросил Зайцев.

Юрка мотнул головой, опять зевнул, не размыкая челюстей.

– Ладно, ты ж не о лошадках трепаться поди пришел. Чего?

– О лошадках, представь.

– Ну?

– Баранки гну. Ты мне скажи как конский специалист.

– Да какой я специалист! Просто Пряника не знать – это как не знать… Как Уланову не знать! Эрмитаж не знать!

– Ладно, ладно, устыдил. Вот этот Пряник ваш выдающийся. Ни одного проигрыша. А если бы он раз – и проиграл?

– Я бы удивился.

– А кто-то при этом на него поставил. Причем неслабо так.

– На него все ставили, дураков нет. Только выигрыш все равно мизерный. Раз все ставят.

– Ага, – кивнул Зайцев. – Вот так это, значит, устроено?

Юрка оживился.

– Если явный фаворит, то это как пойти и в магазине купить: вот деньги – вот товар. Приятно, но радости мало, – принялся рассуждать он. – Или как с женой это самое. Все знаешь наперед.

– Ты это, в половую тему не углубляйся.

– Пошел ты! Я объясняю по-человечески. На доступном материале. В лошадях-то ты не шаришь.

– А, ну ладно. Валяй. Раз на доступном. Я за культпросвет.

– Так вот. А если вдруг вышло бы так, что ты угадал победителя, которого никто не ждал, то и выигрыш – ого!

– А сколько?

– А это ты на ипподроме спроси. У них учет полный. Котел после заезда опрокидывают и все по книгам бухгалтерским разносят: кому, сколько, за кого.

«Угу», – буркнул Зайцев. Судя по голосу директора ипподрома, кое-что в такие книги не записывалось.

– Хорошо, Юрка. Это все складно. А если, допустим, один – да поставил не на него. Не на Пряника вашего расписного. И вовсе при этом не дурак. А умный человечек. Ушлый, я бы даже сказал. Допустим, знал он, что именно в этот день Пряник не выиграет.