Много раз она ударилась головой о прутья, и когда день начал склоняться к вечеру, на ее лбу уже выросла большая шишка, а ее настроение совсем не улучшилось. Хотя глаза Нилит почти ослепли от яркого солнца, один раз она заметила Безела – по крайней мере, ей так показалось. Какое-то темное и крылатое существо пролетело над одной из дюн неподалеку; оно казалось растрепанным, но вполне живым.

Чем ближе был город, тем быстрее Джоби гнал свою лошадь по ухабистой дороге между дюнами, которые начали постепенно сходить на нет, уступая мощи Аракса. Редкие путники, как и было заведено, обходили повозку стороной, настороженно разглядывая клетку и ее обитателей.

Когда одна лошадь уставала, Джоби запрягал другую. Благодаря этому умному решению он мог круглые сутки ехать с одной и той же скоростью, подремывая на козлах. Когда он засыпал, Нилит пыталась найти что-нибудь хотя бы отдаленно полезное – то, что помогло бы взломать замки или отрезать отравленные руки. В пределах досягаемости ничего не оказалось, и Нилит в ярости загремела замками. Зашипев, слазергаст поднялся и повернулся к ней. Она показала ему неприличный жест и предложила идти в жопу. Всхрапнув, Джоби сел прямее, а Нилит отвернулась и снова привалилась к решетке. Во тьме по ее щекам, возможно, скатилось несколько слезинок; они текли поспешно, чтобы их никто не заметил.

ЖУК НАКОНЕЦ-ТО СТАЛ слушаться.

Можно было даже сказать, что Фаразару уже нравилась рыскающая походка насекомого. Нет, он так и не научился мириться с непредсказуемостью жука, но, скорее, приспособился под его странные привычки. Для этого понадобилось только одно – стойкость.

Именно эта стойкость, эта железная воля позволила им двигаться вперед, и благодаря ей городские огни были все ближе к ним. Город заполнил весь горизонт, от рассвета до заката; мириады крошечных огней светились среди зазубренной горной гряды зданий – черной на фоне лиловых сумерек. Наверное, уже в сотый раз за день Фаразар посмотрел на могучую колонну Небесной иглы – его Небесной иглы – и ухмыльнулся в предвкушении.

Он пнул жука, призывая его идти быстрее, но особой пользы это не принесло. Фаразара ждал трон, а также интриги, которые сереки и его дочь сплели в отсутствие его жены. Алчность Нилит поставила под удар все; Фаразар проклинал ее за это и желал ей отправиться в бездну. Когда он снова взойдет на престол, то оставит Нилит при себе на сорок дней, чтобы она своими глазами увидела, как разлагается ее тело. Будет ей урок. Самодовольно улыбаясь, Фаразар не отводил глаз от города, позволяя жуку самому выбирать дорогу. Когда они обошли очередную дюну, он заметил вдали трещину в земле – она чернела среди песка. Трещина шла на юг от края Просторов, и вдоль нее на веревочном ограждении висели маленькие свечи. Ряды свечей сходились у приземистого домика. Над ним нависла похожая на кость структура: три огромных черных бивня, перевернутых так, что их концы скрещивались. Еще несколько зданий выстроились в линию, которая тянулась вдаль. Они выглядели ветхими, и самые дальние из них уже были поглощены дюнами. Если Фаразар прищуривался, ему казалось, что он может разглядеть фигуры, которые движутся по яркой площади, похожей на пасть, и уходят дальше на Просторы.

Если бы у него все еще было сердце, сейчас оно бы колотилось о ребра. Фаразар наклонился вбок – в последнее время он научился делать это правильно – и медленно повернул жука в сторону колодца Никса. Темную реку и это здание особой формы можно было отличить даже за несколько миль. Никситы не отличались скромностью, когда размечали свою территорию. По крайней мере, пышность они представляли себе вот так. Фаразару раскинувшаяся перед ним картина казалась унылой, зловещей и устаревшей – такой же, как и сами никситы. Возможно, вернувшись в Небесную иглу, Фаразар наконец-то возьмет под контроль эти колодцы. Объявит о том, что это его долг как императора. Это короткое путешествие по пустыне научило его, как захватывать то, что нужно человеку. Да, может, он уже не человек, но он прекрасно понимал, что ему нужно. Он слишком много времени прятался в своих убежищах – как на севере, так и на юге. Да, он стал мягкотелым и из-за этого лишился жизни, но власть он не упустит.