От этих несправедливых слов становится больно. Ведь это он мне угрожает. Он ждёт, что я к нему приду.

Отец воспитывал меня строго, внушая уважение к старшим. А потому я замерла, замешкалась, не зная, как защититься от её гнева. Моя сестра наверняка придумала бы что-то едкое в ответ, унизила, но так, что старуха даже не сразу сообразила бы, что её опустили. А я растерялась. Но женщине неинтересно было меня слушать. Бросив угрозу, она удалилась.

А меня продолжало трясти. От страха и гнева. Оттого, что оказалась здесь не по своей воле и теперь вынуждена терпеть нападки людей, к которым не имею отношения.

Я сменила направление. Не представляла, как сейчас запрусь в четырёх стенах и буду готовиться к вечеру. Как зайду в дом, а Хаят наверняка спросит, почему я так рано.

А как я на него смотрю? Эти слова старой ведьмы засели в голове.

Была уверена, что с ненавистью и отвращением. А что же увидела она?

Зажмурилась, ощущая раздражение от самой себя. Глупая наивная дура. Он как горгона Медуза, на него вообще смотреть опасно.

Пока бродила по огороженной территории, постоянно ощущала, что за мной следят. Неотрывно. Охранники.

Выбраться отсюда будет сложно. Глухие кирпичные стены полностью закрывали вид на свободу. Жилище Ямадаева больше походило на крепость с крепостными крестьянами. Служившими своему вассалу верой и правдой. И поглядывавшими на меня как на личного врага. Я уже приметила, что рабочие заезжали на территорию через пропускной пункт. С досмотром. И выезжали так же.

– Далеко идёшь, красавица? – пугает меня неожиданно подкравшийся охранник.

Тот самый, что вёл себя со мной наиболее грубо.

Я вздрогнула. Витая в своих мыслях, не заметила, как он приблизился. Разглядывал меня колючими карими глазами. И мне совсем не понравился этот взгляд. Отчего-то уверена, что он подошёл ко мне не по воле Якуба.

На вид ему около сорока. Чёрные волосы с проседью, густая борода, скрывавшая половину лица, а оставшаяся половина покрыта загаром.

Но, несмотря на интуицию, кричавшую держаться от него подальше, растянула губы в улыбке. А вдруг он мне поможет. Интересно, какой окажется плата?

– Гуляю, – отвечаю, щурясь от солнца, – нельзя?

– Можно, только осторожно, – вторит мне и тоже улыбается. И снова мне становится не по себе.

Кардинальная смена его отношения пугает. Оглядываюсь по сторонам, будто опасаясь, что он способен напасть на меня в любой момент. Но вокруг, как назло, никого.

И судя по выражению его лица, он догадывается о моих опасениях.

Где-то рядом раздаётся скулёж. Жалобный. Не пойму только, откуда.

– Это шавка, прибившаяся к нашим стенам. Должно быть, сбежала от хозяев, но никто её не искал, – поясняет охранник.

По тому, какие слова он подбирал, я поняла, что животных он не жалует. Такому доверять нельзя.

Обойдя сарай, обнаружила пса, лежавшего в земляной яме. Огромная породистая кавказская овчарка. Она тяжело дышала в тени, высунув язык. От жажды и жары. Могла только предполагать, но судя по всему прочему, волкодав был сильно истощён. Моё сердце тут же сжалось от жалости и сочувствия к этому большому гордому животному.

Рядом, прямо на земле, валялись обглоданная кость и слипшиеся остатки какой-то каши. Должно быть, кто-то из местных пытался подкармливать.

– Можно его покормить?

– Думаю, да, – нехотя отвечает охранник, – но зачем? Кто-нибудь этим займётся.

Кусаю губы. Я тут никто. И вряд ли мне дадут хороший кусок мяса для животного.

Стоило подойти к волкодаву чуть ближе, как он тут же среагировал на приближение. Сначала напрягся, завибрировал, а затем эта вибрация перетекла в рычание, от которого даже у меня сжались все внутренности. Весь мой опыт общения с брошенными животными в приютах перестал иметь значение. С такими большими псами я в одиночку не сталкивалась.