Вымывала запах из кожи и волос целый час. Ладони болели, а единственное, чего мне хотелось, это лечь в кровать и уснуть. Но кто же мне позволит. Нужно развлекать падишаха. 

Я задержалась. Сушка волос заняла много времени, а я уже никак не могла понять, источаю ли я дивный деревенский аромат или нет. 

Выбежала к дверям и столкнулась нос к носу с Якубом, ждавшим поблизости. Он осмотрел меня с головы до ног. Ожидала, что вновь примется обнюхивать. Но нет. 

– Ты опоздала, – недовольно констатирует. 

– Готовилась развлекать твоих друзей, разве не заметно? – язвлю.

На мне джинсы дочери Хаят и майка. Ещё чуть влажные длинные волосы распущены, доставая до поясницы. Но Якуба, судя по взгляду, не впечатлил мой вид. Нос и лоб загорели за день, и я походила больше на румяный пирожок, чем на соблазнительную нимфу. 

Как же он меня раздражал. Сам одет с иголочки. Чёрная рубашка, чёрные брюки. Начищенные ботинки. Убранные назад волосы и привычная борода. Ощущаю исходящий от него запах дорогого парфюма. Чёрная вишня, кожа и ваниль. Потрясающий аромат, от которого во рту скопилась слюна. Так и хотелось провести языком по его шее. Чёрт. 

Он повёл меня в дом через чёрный ход, но, проходя по длинному коридору, я успела заметить припаркованные у дома дорогие тачки. Масштаб вечеринки куда грандиознее, чем я себе представляла. Якуб, похоже, здесь не скучает. А гости всё подъезжали. Кто же его друзья? 

Ещё на подходе до меня донеслись женские голоса и весёлый смех. А когда Якуб отворил передо мной дверь, мне открылась картина, смахивающая на раздевалку в «Мулен Руж». Ямадаев подталкивает меня внутрь, а я упираюсь. 

Оборачиваюсь к нему, гляжу в лицо, ожидая хотя бы какого-то объяснения. Если он решил, что художественная гимнастка может танцевать для него канкан, то, очевидно, он ошибается.  

– Что это значит? – заглядываю ему в глаза. Девицы за нашими спинами притихли, наблюдая эту картину. 

–  Выйдешь, станцуешь стриптиз, а затем подойдёшь ко мне, – объясняет мне так, будто у меня одна лишняя хромосома. 

Я оглядываюсь на танцовщиц, на них так мало одежды, что для стриптиза снять с себя останется лишь трусики и лифчик. Боже, какой позор. 

Без дальнейших объяснений он оставил меня в комнате с девушками, яркими, как ёлочный дождь, и удалился. 

Интересно, как его бабушка смотрит на то, что её внучек приглашает стриптизёрш? Славянок. 

В голове тут же возникает мысль написать записку Ратмиру. Только как?

Девочки сначала рассматривали меня – новенькую, там, где стояли. А затем стали подходить поближе, улыбаясь, как дружелюбные пираньи, засыпая вопросами. 

Давно ли я знаю Ямадаева? Что танцую? Где ещё работала?

– Хозяин этого дворца сказал, чтобы я тебе помогла с выбором наряда, – пробиваясь сквозь толпу девчонок, обращается ко мне симпатичная брюнетка возраста Якуба. – Как тебя зовут? 

–  Китекет, – отвечаю на автомате, а сама думаю, как уговорить её передать записку моей семье. Уши от волнения горят, как шапка на воре. 

– Понятно, ты новая любимая игрушка Якуба, – осматривает меня с головы до ног. Очень внимательно. Ухмыляется. Взгляд у неё недобрый, холодный.

– Новая? – уточняю. – И сколько у него их? 

– Садись, – указывает на стул, я усаживаюсь, и она принимается наносить косметику на моё лицо. Зеркало за моей спиной, поэтому мне даже не видно, что она делает. – А ты думала, что единственная? 

Единственная невольница – по крайней мере, надеюсь на это. Любопытство оказывается сильнее гордости, развязывая мне язык.

– И какие они, его бывшие? 

– О, крошка, он любит опытных девочек, – мечтательно улыбается.