Увы! Но это было не так.

Час езды от Ньюарка до Сэддл-Вэлли прошел в молчании: таксист понял настроение пассажира, который без конца курил и даже не ответил на традиционный вопрос, как прошел полет.

Взгляд Таннера уперся в указатель, выхваченный из темноты светом автомобильных фар:

Надпись промелькнула, оставив в мозгу саднящее: «Кусок кожи». Невероятно!

Через десять минут такси остановилось перед его домом. Он вышел и рассеянно протянул водителю деньги.

– Спасибо, мистер Таннер, – сказал тот.

– Что? Что вы сказали?! – стряхивая оцепенение, встревоженно произнес Таннер.

– Я сказал: «Спасибо, мистер Таннер».

Таннер рванулся вперед и, схватившись за ручку передней дверцы, резко дернул ее на себя.

– Откуда тебе известно мое имя? Отвечай быстро, откуда ты знаешь мое имя? – На лбу его выступили капли пота, глаза дико сверкали.

«Ненормальный», – решил таксист и незаметно нашарил левой рукой тонкую свинцовую трубку, которая всегда лежала у него под сиденьем.

– Послушай, Мак, – миролюбиво сказал он, зажав покрепче трубку, – если ты не хочешь, чтобы люди знали твое имя, убери табличку со своих ворот.

Таннер попятился и оглянулся. На лужайке перед домом стоял металлический столб, с поперечины которого на цепи свисала лампа. Над ней в отблесках света была хорошо видна табличка:

Джон и Элис Таннер, Орчед-Драйв, 22.

Он тысячу раз смотрел и на эту лампу, и на надпись на столбе: «Джон и Элис Таннер, Орчед-Драйв, 22». Однако сейчас ему казалось, что он видит ее впервые.

– Прости, парень. Я немного устал сегодня. Плохо переношу самолет.

Поднимая стекло, водитель едко заметил:

– Значит, вам нужно ездить поездом, мистер. Или ходить пешком!

Такси с ревом рванулось с места, а Таннер повернулся к своему дому. Дверь отворилась. Навстречу ему, радостно лая, выскочила собака. На пороге, в полосе света, стояла Элис и улыбалась.

Белый французский телефон с приглушенным звонком прозвонил уже раз пять. Сквозь сон Лейла подумала, что глупо было ставить его на стороне Берни: такой звонок никогда не будил его.

Она толкнула мужа локтем.

– Дорогой… Берни! Берни! Телефон…

– Что? – Остерман смущенно протер глаза. – Телефон? О, опять этот чертов телефон! Его совсем не слышно… – Он протянул руку и нащупал в темноте аппарат. – Да? Международный?.. Да… Да, это Бернард Остерман. – Он прикрыл рукой трубку, сел в кровати и повернулся к жене. – Который час?

Лейла включила настольную лампу и взглянула на часы.

– Господи! Еще только половина четвертого…

– Наверное, какой-нибудь идиот по поводу гавайского сериала. У них там сейчас нет и полуночи…

Берни замолчал, слушая голос телефонистки в трубке.

– Да-да, я жду… Это откуда-то издалека, дорогая… Если опять с Гавайев, то пусть сажают за машинку своего продюсера. С нас хватит. Не нужно было вообще браться за это дело… Да! – почти крикнул он в трубку. – Да. И, пожалуйста, побыстрее, хорошо?

– Помнишь, ты говорил, что хочешь увидеть эти острова, когда на тебе не будет военной формы?

Вопрос Лейлы остался без ответа.

– Я прошу прощения… Да-да, это Бернард Остерман, черт возьми! Да! Что? Да, спасибо!.. Здравствуйте! Я вас плохо слышу… Да, теперь лучше… Кто это? Кто?.. Что вы сказали?.. Кто вы? Назовите свое имя. Я вас не понимаю. Да, я слышал, что вы сказали, но я не понимаю… Послушайте! Эй, подождите! Я говорю, подождите!

Остерман резко спустил ноги с кровати. Одеяло упало на пол. Он застучал по рычагу телефона.

– Станция! Станция! Нас разъединили!

– Почему ты кричишь? Что тебе сказали?