– Сам, сам, – согласился Лешка и, отпустив сына, повернулся ко мне: – А может, мне с вами остаться?

– Нет, мы уже все обсудили. Жди нашего звонка.

– Хорошо. Удачи! Пусть у вас все получится.

– Обязательно получится.

Глава 7

На этом тщательно продуманный и сконструированный план, собственно, и заканчивался. Дальше нам предстояло импровизировать.

Впрочем, оставался еще один немаловажный этап. Этапирование.

Отделение фон Штрауха от семьи Демидовых и этапирование его куда подальше.

Нет, ну что вы, при чем тут Сибирь? И не в Южное Бутово. И даже не в Мытищи. В любой другой кабинет этого здания, главное, чтобы он нам не мешал.

Для выполнения спецзадания уже прибыл господин Хали Салим собственной бизнес-акульей персоной. Но лично кидаться наперерез Штрауху и его боссам муж Таньского не собирался, поскольку боссы не раз сиживали с воротилой гостиничного бизнеса за одним столом. И на столе этом были разложены отнюдь не бумаги.

Хали, и являвшийся, собственно, источником мнимой угрозы бизнесу Демидовых, должен был позвонить Штрауху на мобильный в тот момент, когда все прибывшие уже войдут в здание, и очень убедительно (а господин Салим умеет убеждать) порекомендовать трусливому герру немедленно выйти на парковку и забрать у господина Салима бумаги для Демидовых.

Какие бумаги, зачем – я не вникала. Мальчики разберутся. А девочке надо было подготовиться к встрече подруги.

Речь там убедительно-покаянную приготовить, с массой решающих аргументов, мизансцену продумать – где будет сидеть Май, куда пристроить Ежика, а нам с Никой надо вот…

Ни фига не успела. Мы едва только сняли верхнюю одежду и осмотрелись, а в предбаннике уже послышались голоса:

– Придется, чувствую, заменить Клауса кем-то более решительным и способным на самостоятельные действия. – Ого, сколько металла в голосе подруги! Настоящая стальная бабочка. – Интересно, он в туалет сам ходит или тоже с тобой, Слава, согласовывает?

– Да вроде сам. – А голос-то у Славки какой стал! Словно выдержанный коньяк, бархатный. И даже сейчас, когда он погружен в проблемы бизнеса, его голос звучит завораживающе. – Но ты права, мама. Он не справляется. Устроил истерику, вытащил нас сюда, а сейчас – ты видела? Всего один звонок ему на мобильный, и наш Клаус превратился в трясущееся желе.

Я мельком глянула на Нику – она ведь еще в год решила, что «Сява – мой!». Но никакого конфузливого румянца на щеках дочери не было, наоборот – черты лица заострились, она словно прислушивалась к чему-то.

Хотя почему словно – Ника действительно слушала. Вернее, настраивалась на гостей. И если она это делает, значит, так надо.

– Знаешь, мама, мне кажется… – О, а это Вика! Голос такой же примороженный, как и у Сашки. Да, моя дочь права, не надо обладать сверхспособностями, чтобы понять – у наших друзей что-то случилось. И это что-то вынуло из них души. – …что руководить нашим российским филиалом должен не немец, а русский.

– Не согласен, я…

Дверь распахнулась, мое сердце бухнуло последний раз где-то в горле и затаилось. Я стиснула мгновенно вспотевшие ладони и сквозь предательски набежавшие слезы смотрела, смотрела, смотрела на вошедших.

Слава, поперхнувшийся фразой и ошарашенно глядевший на нас. Какой же ты стал красивый, мальчик! Нет, не мальчик – мужчина. Густые светлые волосы зачесаны назад, чуть удлиненное чистое лицо, темные брови и ресницы, четкий рисунок губ, яркие серые глаза и совершенно неожиданная горькая складка возле рта, делавшая его гораздо старше.

Вика… Я запомнила ее кареглазой хорошенькой хохотушкой, обожавшей возиться с Никой и болтать со мной о своем, о девичьем. А сейчас в кабинет вошла стройная ухоженная женщина с гладко причесанными темными волосами, с искусно подкрашенным красивым лицом и выгоревшими изнутри глазами. Они больше не сияли, ее большие миндалевидные глазищи, шоколадный оттенок словно подернулся пеплом.