– Раздобудь мне его фотографию, – спустя три часа нашептывала Римма Апраксину. Она знала о срыве черной мессы стараниями какого-то бойца-профессионала, и чутье подсказывало[42] ей, что им мог оказаться именно Сорокин. Да и словесный портрет, заботливо распространенный шефом сатанистов среди своих рабов, вроде сходился. – Похоже, мы близки к раскрытию тайны.
– А?! – вяло переспросил одурманенный различными заклинаниями и запахом неведомых растений[43] Сергей. – Тайны!
– Кто наслал порчу, – терпеливо повторила ведьма.
– Ты… Вы…думаете, он?! – встрепенулся Сергей.
– Гм, вполне вероятно, – загадочно прищурилась ведьма. – Было у меня видение…
– Какое?
– После расскажу, а пока расслабься, вздремни…
Апраксин, уже полностью находившийся под властью Риммы, мгновенно отключился. Сны его, надо сказать, были не из приятных…
Вернувшись домой, Сорокин попил чая, включил телевизор, но, увидев там очередную рекламу женских прокладок с крылышками, тихо выругался, выключил и прилег на диван с сигаретой в зубах. Из головы не шел недавний разговор с Сергеем. «Проклятая колдунья! На костер бы ее или, на худой конец, пожизненно в подземную тюрьму инквизиции на хлеб да воду. Но нет теперь инквизиции. Колдунам с ведьмами полное раздолье!»
В надежде отвлечься Алексей взял с журнального столика первую попавшуюся газету и тут же наткнулся взглядом на объявление некой целительницы (белой якобы), специалиста с мировым именем. В левом углу помещался портрет ее самой. Голову женщины окружали всполохи адского пламени[44].
Сорокин яростно скомкал газету и зашвырнул в дальний угол комнаты.
– «На полных идиотов, что ли, рассчитано?! – возмущенно подумал он. – Или… бог шельму метит?!»
После посещения госпожи Риммы Апраксин подъехал к своему дому, припарковал машину и неожиданно решил пойти прогуляться по улицам. Было еще не поздно (около одиннадцати вечера). Снег, выпавший-таки накануне нового, 1997 года, тихонько поскрипывал под ногами. Щеки пощипывал мороз.
Мягко светились окна домов. Из некоторых квартир доносились звуки музыки и разудалые пьяные песни. (Кое-кто уже начал празднование, рассчитывая закончить его где-нибудь в десятых-двадцатых числах января.)
Апраксин, как и все последнее время, пребывал в мрачном настроении. Регулярные сеансы лечения у колдуньи оказывали свое пагубное воздействие.
Из-за поворота, заметно покачиваясь, появились два молодых парня. Сергей, в глубине души алчущий драки, мгновенно напрягся, подобно хищному зверю, учуявшему добычу.
– Слышь, мужик, угости сигаретой, – приблизившись к Апраксину, развязно попросил один из ребят. Этого оказалось достаточно.
Й-й-я! железный кулак каратиста врезался ему в печень.
Удар был настолько силен, что даже толстая дубленка не спасла своего хозяина. Скрюченным от боли комком он рухнул на тротуар.
– Ты чего, ты чего?! – сразу протрезвев, забормотал другой, с ужасом глядя в горящие дьявольским огнем глаза Сергея. В ответ тот нанес три коротких удара: ногой в голень, кулаком в солнечное сплетение и локтем в позвоночник. Затем злорадно захохотал и, не оборачиваясь, зашагал прочь…
– Этот мертв. Разрыв печени и обширное внутреннее кровоизлияние, – констатировал врач скорой помощи, вызванной примерно через час сердобольным прохожим, заметившим на мостовой двух бесчувственных молодых людей. – Другой, возможно, останется жив, но передвигаться сможет только на инвалидной коляске.
– Бедные мальчики! – всхлипнула пожилая медсестра.
– Пьянь поганая, – просипел, сморщив нос, дежуривший в приемном покое милиционер. – Бутылку не поделили! Разрыв печени! Да она у него небось и так от водки разваливалась!