– Неплохая идея! – задумчиво произнес Марат. – Поехали!.. Эй, Ворона! – позвал он. – Идем с нами. Будешь за водителя, а то я сегодня не в форме!

Выпив на посошок по пятьдесят граммов, мы вышли на улицу и уселись в «БМВ». Жара усилилась, превратив вымокший за ночь город в подобие теплицы. В раскаленной машине, несмотря на открытые окна, нечем было дышать, Маральский нервно курил, непрерывно вытирая струящийся по лицу пот. Сидевший за рулем Ворона тихо матерился, поскольку мы двигались с черепашьей скоростью, постоянно застревая в автомобильных пробках. Нина жила довольно далеко от центра, в районе метро «Речной вокзал», и дорога растянулась на целую вечность, но в конце концов, взопревшие и злые, мы все же добрались до цели.

– Проклятье! Опоздали! – воскликнул Марат, выбираясь из машины. Возле подъезда стояла «Скорая помощь» и толпились возбужденные люди.

«Девчонка… молодая… отравилась… Восемнадцать лет… Какой кошмар», – донеслись до нас обрывки разговора. Маральский застонал, схватившись за сердце.

– Бедная Ольга! – прошептал он. – Сестра так любила эту лахудру.

Из подъезда вышли санитары с носилками, на которых лежало неподвижное тело, накрытое белой простыней. Распихав народ, Марат подбежал к носилкам и откинул покрывало. Я успел заметить белое до голубизны лицо, закатившиеся глаза, свесившуюся на лоб влажную прядь темных волос.

– Дура ты, дура! – пробормотал Маральский, пристально глядя на покойницу. – Хоть бы о матери подумала!

Он разом постарел на несколько лет, в уголках рта образовались горькие складки, плечи ссутулились. На улице появилась заплаканная женщина, вероятно, мать Нины. Ее бережно поддерживал под руку худощавый мужчина средних лет. Увидев Марата, она всхлипнула.

– Умерла Ниночка, – однотонным, безжизненным голосом произнесла женщина. – Не уберегли!

– Бритые сволочи! – прошипел Маральский, когда машина с трупом уехала. – Из-под земли достану подонков! Слушай, Игорь, – повернулся он ко мне, – я пока побуду с сестрой, а вечерком поговорю с продавцами дури[4]. Позвони завтра, ладно? Ворона тебя подбросит!..

К пяти часам я наконец добрался до Юркиного офиса: усталый, голодный и злой как собака. Голиков еще не возвращался. Владимир Николаевич дремал в кресле, а Лена, по обыкновению, вертелась перед зеркалом. Заметив меня, она надменно хмыкнула.

– Леночка, солнышко! Прелесть! – начал подмазываться я, изобразив на физиономии льстивую улыбку. – Жрать хочу, сил нет! Возьми деньги, лапочка, и купи что-нибудь покушать!

Поломавшись для приличия секунд двадцать, секретарша отправилась в магазин.

– Узнали что-нибудь новое? – спросил проснувшийся Куракин.

Я вкратце рассказал о секте «Путь истины» и Маратовых несчастьях.

– Кошмар! – пролепетал потрясенный Владимир Николаевич. – Будто в дурном сне!

Он поднялся с кресла и заходил взад-вперед по комнате, натыкаясь на мебель. Я равнодушно наблюдал за ним. Больше всего на свете мне сейчас хотелось набить брюхо да завалиться спать. После бессонной ночи глаза болели, слезились, гудела голова, усталое тело слушалось с неохотой и напоминало мешок с гнилой соломой. В комнате было душно, под потолком жужжали мухи, в проникающих через окно солнечных лучах вертелись микроскопические крупицы пыли.

– Я вспомнил! – вдруг воскликнул Куракин.

– Что именно?!

– «Путь истины». Ира как-то упоминала такое название, но я тогда не обратил внимания. На работе проблем хватало.

«Старый дурак! – неприязненно подумал я. – Лучше бы обратил и заботился сперва о дочери, а потом о деньгах! Тогда б и тебя убить не пытались, и девчонка была бы дома!» Голод и усталость усиливали мое раздражение. Мне ужасно захотелось дать коммерсанту по шее, но тут, по счастью, вернулась Лена с увесистым свертком, набитым гамбургерами, пирожками и сосисками в тесте. Кроме того, она притащила бутылку коньяка. Выпив для аппетита сто граммов, я жадно набросился на еду. Владимир Николаевич от угощения отказался и замер возле окна, отрешенно глядя куда-то вдаль. Насытившись, я попросил Лену сделать кофе, закурил сигарету и почувствовал себя вполне приемлемо.