В прошлый раз никаких ментов поблизости не было, и теперь Зароков стал свидетелем их грамотных и циничных действий. Они выбирали тех, кто отстал от своих и не пострадал слишком сильно, охаживали его по бокам и тащили к машинам.

Зароков подошел к калитке и заметил лежавшего прямо возле забора парня в порванной куртке. Тот лежал, привалившись плечами к забору, и был, похоже, без сознания. Зароков отпер калитку, вышел на улицу и присел рядом.

– Эй, парень! Ты чего это, а? – он потряс его за плечо, но парень никак не отреагировал, уронив голову набок. Зароков ухватил парня за затылок и почувствовал тепло.

– Ах вы… звери…

Он беспомощно обернулся, и сипло крикнул ближайшему менту, деловито волокущего скрученного в дугу бойца:

– Эй! Тут раненый! Слышите?

– Тут все раненые, – скупо буркнул сержант, продолжая тащить свою добычу к «уазику». Зароков поднялся на ватных ногах.

– Вы что, чокнулись? У него голова разбита! Эй!

Сержант загрузил воина в зарешеченный зад «уазика», захлопнул дверцу и повернулся к Зарокову:

– Чего орешь? И до него дело дойдет.

– Да ему «скорая» нужна! – разозлившись, рявкнул Зароков. – Он же пацан совсем.

– Как драться, так ничего, а как ответ держать – «пацан совсем», – между делом ответил сержант, встряхивая очередного лежащего на асфальте бедолагу. Тот что-то мычал и держался за живот.

– Вставай, вставай, сейчас все пройдет, – злорадно сказал ему сержант и рывком поднял на ноги.

По улице уже никто не бежал, вся толпа давно скрылась где-то за углом. Теперь на опустевшей улице стояли все пять милицейских «уазиков», бродили менты и лежали то тут, то там десятка два человек. Некоторые совсем не шевелились. Зарокову стало жутко. В прошлый раз ему не довелось увидеть «куликово поле» после битвы: помятый, перемазанный сметаной и злой, он поскорей унес ноги. Со стороны улицы Ленина к полю битвы ехали три автобуса – для задержанных.

Теперь Зароков подошел к одному из неподвижно лежащих посреди дороги тел. Он наклонился и потрогал руку с разбитыми костяшками пальцев, напряженно всматриваясь в детское еще, но так непривычно сосредоточенное лицо. Парень недовольно открыл один глаз и прошипел:

– Отвали, чучело…

Зароков отпустил его и выпрямился.

Сунувшаяся из-за угла на улицу какая-то зеленая «Волга» нерешительно остановилась, затем поспешно развернулась и скрылась. Зароков посмотрел на парня с разбитой головой. Тот уже сидел, привалившись к забору, и вяло ощупывал затылок. Зароков подошел, на ходу вытирая окровавленную руку платком, и спросил:

– Эй, парень, ты как?

– Нормально, дядя. До свадьбы заживет, – хмуро ответил тот и остался сидеть на траве. Зароков вошел в калитку. Старуха стояла на дорожке и смотрела в его сторону. Долговязый парень ждал у авосек, внимательно глядя на улицу. Подошедшему Зарокову он негромко сказал:

– Пойду я. Дворами сподручнее будет.

И обернулся к старухе:

– Бабушка, спасибо за защиту. У вас выход на заднем дворе есть?

– Ну есть, а тебе зачем? Чай, с отцом по улице не дойдешь?

Парень помотал головой:

– Не, мне так ближе. Дружок у меня вон там живет.

Он показал рукой на домик, торчавший за огородами. Старуха посмотрела.

– К Славке, что-ль?

– К нему, – не моргнув глазом, подтвердил парень и обернулся к Зарокову:

– Я пойду, па?

Зароков сделал вид, что размышляет и кивнул:

– Ладно, сынуля. Только чтоб не допоздна! Тебе еще уроки делать.

Парень заговорщески подмигнул, и пошел вслед за старухой на задворки. Зароков подхватил свои авоськи и вышел на улицу, где уже было вполне безопасно. Он пошел дальше по злополучной улице, и ему навстречу проехало сразу три «скорых». «Что-то много их на сегодня», – подумал Зароков невесело. Пройдя до середины улицы, Зароков увидел разобранный штакетник, напоминающий пустую пирамиду для хранения личного оружия, и бабу, озабоченно бродившую возле него, тихонько матерясь.