– Плохой знак, я устал, внимательность снизилась, могу упустить детали, надо передохнуть, – сказал сам себе агент.

В такие минуты Максим практиковал простое упражнение для расслабления глаз, суть которого в том, чтобы найти самую дальнюю видимую точку на горизонте и долго на нее смотреть, стараясь ни о чем не думать. Таким образом глаза немного расслабятся и смогут передохнуть. Перед тем, как встать и подойти к окну для поиска точки, Максим сам не зная зачем потянул за ручку и выдвинул ящик стола. Достал оттуда завалявшийся в углу жетон, задумчиво на него поглядел и положил обратно. Агент встал из-за стола, спина затекла на неудобном деревянном стуле. Молодой человек потянулся и сделал короткую разминку. После внимательно посмотрел на подоконник, халатное преображение которого он закрыл старым полотенцем, так и выглядело лучше, и из окна, казалось, меньше дуло.

Максим устремил свой взор на самую дальнюю часть самого дальнего здания в доступности его обозрения. Словно погрузившись в воду, его мозг поддался на уговоры усталости, прервав генезис мыслей. За окном на холодную землю, с ледяными объедками уже редкой плюсовой температуры, безмятежно ступали снежинки. Они тут не гости, они здесь не впервые, в несчетный раз они повторяют бесконечный ритуал круговорота воды, а человеки так и не хотят понимать, что для скоротечных людских судеб это и есть вечность. Снег непоколебимо стремится исполнить предначертанное, не придавая значения нашему безразличию. Это не он скоро выпадет и скоро растает, это само человеческое явление меньше чем мгновение в существовании любой молекулы воды. Задул ветер, и эти плоды зимы – владычицы наших широт вследствие планетарного задирства – помчались по его требованию для выкройки холодных покровов. Макс продолжал смотреть в одну точку на далеком сером здании, когда-то бывшем голубым. Здание как полководец возвышалось над подобными себе старыми, облезлыми солдатами, давно утратившими свой первозданный вид. Перед глазами агента в бесчисленный раз предстала огромная армия нашей угрюмости, некогда давшая народу то, что и по сей день слепцы именуют стабильностью. Вот они, демотиваторы наших улыбок, сообщники похитителей нашего солнца – туч, таких же серых, как и они сами. Павшие войска, расквартировавшиеся в наших городах, смотрят на нас мозаикой серых плит, скованных безобразными швами, они пали вместе с империей, навсегда утратив свою идеологию.

Ветер подул в окно, и из расщелин в стене потянуло навязчивым холодом. Максим немного передохнув, собрался с мыслями и снова сел за отчет. Поработав еще час, он закончил и, взглянув на часы, произнес: «Пора выдвигаться».

Агент стоял перед зеркалом на двери старого шкафа и разглядывал в отражении молодого парня с зачесанными набок черными волосами, чуть длиннее среднего. Милое лицо с мужественными чертами, не было в нем чего-то выдающегося или же отталкивающего. Губы были обычного размера, верхняя чуть толще нижней с правильным изгибом посередине. Нос прямой, небольшой, со слегка вздернутым кончиком, лоб был скрыт за волосами, брови густые, неширокие, доходили почти до висков. В комнатном освещении глаза казались блекло-зелеными, но о глазах это не все. Смотрящий в эти глаза, кто бы он ни был, бился об заклад, что этому парню известны факты, неведомые остальным. Максим был крепок, но телосложение скорее стройное, чем коренастое, хотя в последние годы агент начал прибавлять вес из-за неподвижной работы. Ростом контрразведчик был немногим менее ста восьмидесяти сантиметров – каждый раз на медкомиссиях были разные показатели, когда сто семьдесят шесть, а когда сто семьдесят восемь сантиметров. Максим обладал, как и положено человеку, мечтающему стать разведчиком, обыкновенной внешностью, а его философия, исключавшая ношение ярких вещей, нанесение татуировок, надевание украшений или даже отбеливание зубов, гарантировала незапоминаемость. Девушки считали молодого парня симпатичным, но не более того, им нравилась его скромность, а благодаря немногословности он походил на умного.