– Мне сейчас тоже жаль, что я не свободен. И я хочу тебя не только поцеловать…

– Но мы же не будем делать это, да? – испуганно спросила я, понимая, что, прояви он настойчивость, я бы не устояла.

Он рассмеялся.

– Не будем, девочка. Но я не хочу уходить. Посидишь со мной? Еще немного?

Я медленно кивнула. Ну если в целом и кратко, мы просто разговаривали, и посиделки вчетвером продлились еще минут на тридцать. Наконец парни собрались и ушли в свой номер. В момент прощания мы с Эмилем замялись на долю секунды, не зная, что делать. Обняться, как только что делали это с Альбертом, или просто сказать «пока», или… В итоге после коротких объятий он быстро вышел из номера.

– Что у вас за хрень с Эмилем? – спросила сразу же Наташа. – Вы друг друга глазами едите.

– Блин… не спрашивай даже… И не оставляй нас наедине… Что-то опасаюсь за свое поведение…

– Оно может стать аморальным? – хихикнула Ната.

– Угу…

Утро. Я сижу возле унитаза и думаю, зачем я пила? Я ж не могу пить! Мне всегда плохо! Так зачем я пила?

– Совсем плохо? – спросила за дверью Наташа, которой, вообще-то, тоже нужно было собираться на учебу, мыть голову и так далее. А я оккупировала санузел.

– Умираю, – простонала я в ожидании очередного позыва тошноты. В течение минут пяти ничего не происходило. Я со стоном поднялась, умылась, почистила зубы, кое-как помыла голову. Наклонять ее я не могла, сразу тошнило. Короче, к завтраку я пришла бледная, как привидение, но прилично одетая в строгое синее платье и туфли на каблуках.

На пороге столовой, где вовсю шла битва пенсионеров за омлет, я резко встала. От ароматов пищеблока меня снова замутило.

– Фу-у, я на улицу, – проскулила я и выскочила на территорию санатория.

День обещал быть жарким. Но сейчас, в восемь утра, было хорошо, прохладно, пахло хвоей. Я села на обшарпанную лавку, наблюдая, как дворник метет потресканный асфальт. Желудок успокоился. Хорошо.

– Привет, – раздался голос за моей спиной. Я медленно, чтобы не потревожить свой больной организм, обернулась.

– О, Димка! Привет!

– Ого, а что такая замученная? – спросил он, усаживаясь рядом. – Бледная, и синяки под глазами.

– Фу, не спрашивай… пить меньше надо, надо меньше пить…

– Да ладно! Серьезно? – он хохотал. – Я думал, ты крепче пива ничего не нюхала. Надо пойти в аптеку, тут же есть, и купить тебе таблетки, что ли…

– Дим, какие таблетки? Я даже воду пить не могу, обратно выходит!

Короче, мы с ним еще поболтали. Этот красавчик, оказывается, пришел к двери столовой одним из первых, потому смог отбить у бабушек не только омлет, но еще три сосиски.

В это время на крыльцо вышел Альберт с сигаретой, направился к беседке для курящих. Я искала глазами Эмиля. Стали подтягиваться все ребята. Наконец вышел он. Он пробежал глазами по толпе, наши взгляды пересеклись.

Что за… так не бывает… что за влечение на пустом месте к незнакомому человеку? Черт. Это же только в дешевых романах и сериалах на телеканале «Россия» по субботам возможно!

– Привет, – он подошел к нам и поздоровался.

– Привет, – просипела я.

Дима пожал Эмилю руку и сказал, указывая на меня кивком головы:

– Прикинь, умирает с похмелюги человек…

– Серьезно? – Эмиль был огурцом и очень удивился моему состоянию.

– Да это нормально для меня, я не могу пить крепкий алкоголь, а вчера поверила в свои силы, – я ухмыльнулась, – к вечеру отойду.

Вскоре мы все перешли в соседний корпус, в помещение, которое Димка назвал «актовый зал». Я так понимаю, тут по вечерам давали концерты для бабушек. Перед сценой полукругом были ввинчены в пол кресла с красной обивкой производства СССР. Пахло чем-то старым из детства, конторой… Не офисом, а конторой, с огромными калькуляторами и шелестящей бумагой с серыми буквами. На потолке, ясен перец, лепнина и люстра а-ля хрусталь.