Таким образом, нормативные правовые акты органов исполнительной власти, а также субъектов Российской Федерации, приказы и указания Генерального прокурора Российской Федерации[44] не являются источниками уголовно-процессуального права, т. е. в них не содержатся нормы, регулирующие производство по уголовным делам, соблюдение которых определяет законность уголовно-процессуальной деятельности. Иное противоречило бы принципу презумпции невиновности, согласно которому доказывание виновности может осуществляться только в порядке, предусмотренном федеральным законом.

Вместе с тем нормативные акты органов исполнительной власти, приказы, указания Генерального прокурора способствуют наиболее оптимальной организации работы по уголовным делам, создают механизм реализации отдельных процессуальных норм. Их нарушение может повлечь дисциплинарную ответственность должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство, однако не имеет собственно процессуальных последствий (например, не может стать основанием для признания доказательств недопустимыми).

Единственным источником уголовно-процессуального права является уголовно-процессуальный закон. Однако уголовно-процессуальный закон в широком смысле – это Конституция, международные договоры Российской Федерации, общепризнанные нормы и принципы международного права, федеральные конституционные законы, УПК, федеральные законы.

Нет единого взгляда на статус постановлений (определений) Конституционного Суда в системе актов, регулирующих уголовно-процессуальную деятельность.

Существует мнение, что постановления (определения) Конституционного Суда являются источником права[45]. В частности, по мнению М. Н. Марченко, правовые позиции, формируемые Конституционным Судом, по юридической силе, будучи производными от юридической силы Конституции, приравниваются к юридической силе самой Конституции[46]. В пользу нормативного характера правовых позиций Конституционного Суда высказывался и В. Д. Зорькин[47].

Широко представлена и позиция, согласно которой постановления (определения) Конституционного Суда не являются источником уголовно-процессуального права[48].

Полагаем, правовые позиции Конституционного Суда, сформулированные в описательно-мотивировочной и резолютивной части определения (постановления), обладают признаками правовой нормы. Они действуют непосредственно, обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений, рассчитаны на неоднократное применение; неисполнение, ненадлежащее исполнение либо воспрепятствование исполнению решения Конституционного Суда влечет установленную федеральным законом ответственность (ст. 6, 79, 81 Федерального конституционного закона от 21.04.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (в посл. ред.)[49]).

Конституционный Суд оценивает как буквальный смысл правовой нормы, так и смысл, придаваемый ей официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из места нормы в системе иных норм. Конституционный Суд может признать норму не соответствующей Конституции и, следовательно, не подлежащей применению. Мотивировка такого решения содержит правовую позицию, из которой усматривается, какой порядок действий соответствует Конституции. Данная правовая позиция подлежит непосредственному применению, даже в период отсутствия в УПК правового механизма, соответствующего принятому Конституционным Судом решению. В случае признания Конституционным Судом нормы, не противоречащей Конституции, она сохраняет юридическую силу и действует лишь в пределах ее конституционно-правовой интерпретации, данной Конституционным Судом. Исходя из этого, норма, конституционно-правовой смысл которой выявлен Конституционным Судом, может действовать и применяться только в нормативном единстве с подтвердившим ее конституционность решением Конституционного Суда