Теория объективной истины безраздельно господствовала в уголовном процессе советского государства. Ее сторонники, опираясь на марксистско-ленинскую теорию познания, определяли объективную истину как соответствие человеческих представлений о предметах действительности этим предметам, независимо от сознания воспринимающего. Иначе, по мнению ученых, это не истина, а заблуждение, ошибочно принимаемое за истину.

Данная теория полностью отвергала продукт буржуазного права – формальную истину, под которой понималось соответствие выводов следователя и суда каким-то формальным условностям. Она именовалась не иначе, как квазиистина, псевдоистина, и выводы суда, основанные на ней, признавались ложными. Формальная истина в данном понимании – это соответствие выводов суда лишь определенным условностям. Вместе с тем подобные заключения советской уголовно-процессуальной науки нельзя признать объективными, лишенными идеологического подтекста. Сам взгляд на формальную истину предлагался упрощенным, наукообразным, суррогатным.

2. В последнее время устоявшийся взгляд на целеполагание судопроизводства как установление исключительно объективной истины подвергся серьезной ревизии. Достаточно заметен процесс реставрации разделяемой западными и русскими дореволюционными юристами позиции, согласно которой юридическое познание допускает вероятностный характер.

«Объективная (материальная) истина – есть фикция, точнее юридическая фикция, позволяющая использовать уголовный процесс для постановления приговора: а потому ее сохранение как средства уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена процессуальная истина», – отмечал В. В. Никитаев.

Русский дореволюционный уголовный процесс ставил перед собой «не стремление к отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине юридической» (И. В. Михайловский). Большинство отечественных процессуалистов провозглашали требование установления достоверности в судебной деятельности (с более или менее высокой степенью вероятности), объясняя это несовершенством средств человеческого правосудия (В. К. Случевский, И. Я. Фойницкий), наличием условностей, юридических фикций, презумпций и т.д. в уголовном процессе (Н. Н. Розин). Практически на этой же позиции находился и советский юрист, бывший Генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинский, признававший, что условия судебной деятельности ставят судью перед необходимостью решать вопрос с точки зрения установления максимальной вероятности тех или иных факторов, подлежащих оценке.

Нормы УПК полностью подтверждают данные выводы. Очевидно, что объективные препятствия к установлению материальной истины прямо заложены в законе. Это в первую очередь принцип презумпции невиновности и вытекающие из него правила доказывания, право обвиняемого «хранить молчание» (п. 3 ч. 4 ст. 47 УПК), право на свидетельский иммунитет, жесткие правила и стандарты доказывания, отсутствие института дополнительного расследования вследствие его неполноты, нейтральная роль суда и др.

Вместе с тем подобные «препятствия» еще раз подчеркивают концептуальную идею современного законодателя о приоритете задачи охраны и обеспечения прав личности в уголовном судопроизводстве по отношению к задаче достижения объективной истины любым путем.

Юридическая (процессуальная или формальная) истина – это соответствие выводов суда имеющимся в деле надлежаще и скрупулезно проверенным, исследованным и оцененным доказательствам. Это истина, опирающаяся на материалы уголовного дела. Это подтверждение достоверности установленных фактических обстоятельств преступления, т.е. «доказанная достоверность».