«Исходя из ст. 86 УК РФ в качестве признака наказания следует… выделить то, что оно влечет судимость. Что же касается указания о том, что наказание предусмотрено уголовным законом, то оно носит слишком общий характер. Этот признак делает возможным отграничение уголовного наказания от иных мер государственного принуждения, однако не позволяет отграничить его от иных мер уголовно-правового характера. Было бы поэтому более правильно указать в определении, что наказанием признается только такая мера государственного принуждения, которая включена в перечень видов наказания»[35].
Кроме того, автор считает необходимым в определении наказания отразить его цели, без этого оно теряет свой социальный подтекст и может выглядеть как вещь сама в себе, т. е. оторванной от реальной жизни[36]. В дефиниции определяемого понятия следует, по мнению автора, указать на его связь с уголовной ответственностью[37].
С утверждениями Ф. Р. Сундурова вряд ли можно согласиться. Цели социально-правового явления не раскрывают сущности последнего, а указывают на те социальные результаты, которые государство рассчитывает достичь, применяя наказание. Иначе говоря, «для чего» отнюдь не означает, что вещь представляет собой. Связь явлений в дихотомии «уголовная ответственность – наказание» также не может характеризовать последнее как таковое, она лишь показывает определенные взаимосвязи рассматриваемых уголовно-правовых категорий. Относительно судимости автор сам же обоснованно подчеркивает, что она является последствием наказания, т. е. находится за границами последнего. Наказание может и не порождать судимости, однако оно от этого не перестает быть таковым.
Р. Р. Галиакбаров считает, что наказание выражается в определенных лишениях и ограничениях прав и свобод, является отрицательной оценкой личности преступника и его деяния от имени государства[38].
И. Я. Козаченко определяет наказание как предусмотренную уголовно-правовой нормой меру уголовной ответственности, назначаемую судом лицу, виновному в совершении преступления, ущемляющую его правовой статус и влекущую за собой судимость[39].
На связи наказания с уголовной ответственностью делает акцент Н. Ф. Кузнецова, отмечая, что оно выражает уголовную ответственность, олицетворяет ее, поскольку заключает в себе отрицательную оценку со стороны государства лица и совершенного им преступления[40].
В целях отграничения наказания от иных мер уголовно-правового характера М. Ф. Гареев законодательное определение наказания предлагает дополнить указанием на то, что «наказание есть мера государственного принуждения, предусмотренная перечнем видов наказаний, и назначается по приговору суда…»[41] Вряд ли это нужно делать так, как предлагает автор. Во-первых, в данном случае наказание отождествляется с видом наказания, указанного в соответствующем перечне, а во-вторых, процессуальная форма его назначения не отражает сути определяемого понятия.
Наказание обеспечивается силой государственной власти, уклонение от его отбывания (исполнения) влечет соответствующие правовые последствия – замену более строгим видом наказания или образует новый состав преступления. Оно является одной из наиболее острых мер государственного принуждения[42].
Исходя из этого признака в литературе разграничиваются наказание в правовом и этико-педагогическом значении этого понятия. Правда, следует заметить, что К. Маркс и Ф. Энгельс считали возможным наказание в бесклассовом обществе («при человеческих отношениях…»)[43]. Однако такое наказание будет не правовым, а этико-педагогическим, характеризующимся тем, что оно полнее учитывает индивидуальность провинившегося. Центр тяжести в этом случае переносится на произнесение провинившимся приговора над самим собой; остальные люди по-товарищески стремятся помочь ему избавиться от наказания и возвратиться в общие ряды.