– Что? Не поняла.

– Да понимаешь, я иду, а вокруг бабы падают. Взглянут на мой фэйс – и брык с катушек от любви. Все Мытищи усыпаны трупами!

– Трепач! – Она толкнула его кулаком в бок, но он этого не заметил. Он потирал ладони над столом, изящно сервированным на две персоны.

– У-у! Чего только нет: бананы, ананасы, полукопченые колбасы!!

– Да. Коптили-коптили и надоело.

Они сели друг против друга, как гроссмейстеры за шахматную доску, и стали передвигать поближе к визави, будто фигуры, фаянсовые пиалы с зернистой икрой, голландским сыром, маринованной кукурузой, салатами оливье и из креветок. «Партию» быстро выиграла Галя – через минуту все деликатесы оказались на половине стола музыканта.

– А-а! – Он догадался, разливая коньяк. – Ты звонила Милке, и она сказала, что мы едем на сэйшен в Гластонбери.

– Нет.

– Так в честь чего праздник живота?

– Прощальный вечер. Завтра я уезжаю в отпуск.

– Скатертью дорога!

Они чокнулись. Он выпил. Она пригубила. Стали закусывать.

– И все-таки ты – колдунья! Столько заморских яств! – Он провел рукой над столом.

– А это не я.

– Но-но!

– Серьезно. Это из ресторана.

– Разбогатела?

– Вроде того.

– Ладно, давай спляшем.

Генри врубил музыкальный центр «Панасоник» и потянул ее танцевать. Она ловко вырвалась. Он прижался, тихо сказал:

– Знаешь, хорошее дело браком не назовешь, но я бы на тебе женился…

– Замуж я перехотела.

– Я никому еще не предлагал.

Генри поднял вверх её подбородок. Галя смотрела на красивое мужественное лицо совершенно спокойно.

– Мне надо пораньше лечь. Завтра трудный день.

– Так я пошел?

Генри поиграл желваками, пролетел в прихожую, сорвал дубленку с вешалки.

– Милке привет, – бросила Галя, стоя в дверях гостиной.

– Бывай, – Музыкант выкатился на лестничную площадку и попрыгал вниз по ступеням. Генри был страшно зол. Еще не было случая, чтобы девка отшила его так холодно, не дрогнув, не залившись слезами… «На неё, наверно, запал какой крутой спонсор, – решил Генри, останавливая мотор. – Ну, флаг ей в жопу! Еще заскулит, когда посидит у плиты на цепи».

Галя подошла в комнате к окну. Над проспектом ярко горели фонари. В световых волнах кружились легкие снежинки. По автотрассе неслись машины, разбрызгивая грязные лужи.

– Абзац, – Галя провела по холодному стеклу пальцем. – Минус мужик. Плюс – рапортую, что четко соблюдаю протокол безопасности.

Песчаный карьер был освещен мощным прожектором с крыши громадного гусеничного экскаватора. Рядом с землеройной машиной стоял могучий грузовик «даф». На освещенную площадку выехал красный «рено». Жан Буало заглушил двигатель и выскочил мячиком из кабины. Навстречу из тени шагнули двое: тучный Морис Шамбаль и стройный, моложавый Жорес Латинье. Оба одеты в рабочие зеленые комбинезоны строительной компании «Лемерк».

Чернявый человечек Жан Буало бодро подскочил к ним с серебристым металлическим цилиндром метровой длины.

– Вот вырезал всё точно по картинкам! – скороговоркой отрапортовал он и отряхнул свободной рукой пыль с брюк-дудочек.

– Всё в норме, Жан? – Плотно сбитый Морис Шамбаль с мешками под глазами недоверчиво уставился на наркомана и стилягу.

– В общем, да, – Буало зачастил, как пулемет, – но на выезде из города меня остановил коп Мишлен, пришлось прихватить его с собой.

Длинный Жорес Латинье стал молча откручивать крышку тубы.

– Проверю, те ли это, что нам нужны, – пояснил он.

Жан Буало вывалил из кузова пикапа труп жандарма, потащил его за ноги к отвалу.

– Да что проверять?! – раздраженно взвизгнул тщедушный убийца. – Тьепполо, Рафаэль, Боттичелли, Тинторетто, Кароваджо – всё, как заказывали! – Он сбросил в темный зев огромной ямы мертвеца, отфутболил туда же синее кепи. – Присыпите потом. Ну, давайте мне мои бабки, и меня здесь нет!