На седьмой день капитан устроил лейтенантам экзамен с пристрастием и был приятно удивлен – все трое смогли выучить необходимые фразы. Даже Ашот отвечал без запинки, – правда, его акцент наверняка поставил бы на уши всю радиоразведку американцев, выйди кавказец в эфир.

– Отлично. Сегодня дам каждому провозной полет, чтобы проверить вас, а там посмотрим, – заключил Хваленский. – Кто полетит первым?

– Я, – хором сказали все трое.

Капитан улыбнулся:

– Понятно… Первым полетит Маргелов, потом Газарян, потом Николаенко. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда в машину – и на аэродром.

Было чертовски приятно снова оказаться в небе после стольких дней изматывающей рутины. Пока самолет набирал высоту, внизу виднелись ровные квадратики рисовых полей, небольшие аккуратные деревеньки, рощицы возле озер, извилистая ленточка реки… Потом «МиГ» врывался в облака, и за стеклом бурлила серо-белая хмарь. А спустя секунду-другую машина вдруг оказывалась в чистом небе – и справа ослепительно вспыхивало солнце. Земли больше не было видно; куда ни кинь взгляд, всюду лишь сплошное белоснежное поле от горизонта до горизонта. Тут и там над этой небесной равниной поднимались причудливые нагромождения облаков, напоминающие то горы и сказочные замки, то невиданных чудовищ, – и Хваленский то облетал их, то проносился прямо сквозь очередную призрачную скульптуру. Сердце лейтенанта, как и тогда, в училище, сладко замирало, когда самолет приближался к облаку – а вдруг не прорвется, застрянет в нем, как в сладкой вате? Но «спарка» упрямо пробивала себе дорогу сквозь тучи, и снова неподалеку сияло приветливое солнце.

– Бери управление! – раздался в наушниках старлея голос Хваленского. – Маневрируй, как в голову взбредет. Я хочу посмотреть, что ты умеешь. Уступаю.

– Есть, принял!

Левой рукой Володя плотно обхватил РУД – рычаг управления двигателем, – правой же взялся за ручку управления самолетом, а ноги поставил на педали. Глубоко вздохнув, он улыбнулся сам себе и произнес:

– И р-раз! – и плавно, но быстро двинул ручку управления влево.

«Бочка»! Линия горизонта бешено вращается по кругу. Раз, два, три… Хватит, теперь «мертвая петля»! Прибавить обороты, ручку плавно на себя, – и машина задирает нос в холодную синеву, словно пытаясь подняться еще выше, прямо в космос… Еще мгновение – и вот уже облака оказываются над головой, а небо под ногами. А потом вниз, словно с горки, – и небо с землей снова меняются местами… Еще «бочка», потом боевой разворот, потом вираж и «штопор»… Перегрузки то вжимают в кресло, то стараются выбросить из него, туго натягивая привязные ремни. Кровь то приливает к голове – и тогда темнеет в глазах, а к горлу подкатывает тошнота, – то вдруг устремляется в ноги при резком взятии ручки на себя. Еще «бочка», еще «петля», «штопор», полет на спине! «Как мало надо для счастья… – вспоминал Володя слова своего инструктора, учившего его летать. – Достаточно иметь крылья».

– Противник сзади-сверху! – вдруг крикнул Хваленский, когда Володя выровнял машину после очередной «петли».

Лейтенант почувствовал, как холодеет в груди – «спарка» была не вооружена, хотя теоретически могла нести ракеты. Если их подловят американцы – останется только удирать от янки, ожидая помощи. И все же он, не раздумывая, бросил машину влево и, крутя головой, попытался увидеть неведомого противника, заходящего ему в хвост.

Там было пусто. Не веря своим глазам, лейтенант переложил ручку вправо и, пока самолет выполнял крутой вираж, снова посмотрел назад. Опять ничего.

– Сзади чисто, – неуверенно доложил он.

– Все верно, – спокойно отозвался Хваленский. – Там ничего нет. Я проверял, как ты ведешь себя при опасности. Пора приземляться, беру управление.