чтобы лучше поспать, мне страшно жить, мне страшно
бороться, и сердце в груди своими обозначенными контурами
кричит мне о том, что лучше просто лежать, чем куда-то
стремиться…
Я не человек —
я слуга своего тела, его потребности оказываются
важнее, чем мои собственные. Я ещё ни разу ему не отказал:
хочет ходить – иду, хочет есть – ем, хочет спать – сплю;
оно наказывает меня, если я не подчиняюсь. Собственным желаниям
постоянно отказываю: еще не покорил ни одной горы,
не летал, не издал книгу… Тело – это вирус,
совершенно незаметно поразивший всё человечество:
каждый индивид заражён, девяносто девять процентов уже
больны. Нужно отказывать ему, нужно бороться
с его тяготеющим гнётом… Иногда я не могу говорить даже слова,
даже в словах оказываюсь порабощён и слаб, страдаю
от нерешительности действовать, от недостаточной
мотивации. Какая разница
куда свернуть, что сказать, что сделать? За действиями
не следует нужных последствий, в жизни
куда более слабые причинно-следственные связи, чем
в литературе или кино… Очень тяжело сопротивляться
иррациональным, нелитературным посылам,
тянущим меня не туда… Я очень устал…
В этом мире, где всё подчиняется вредным законам,
где цели мои недостижимы, я не выживу,
потому что здесь мне незачем жить.
Май 2018
2. Неумелые метания
«Стих – это связь между физикой и метафизикой»
Не имея должной цельности мыслей,
выдаешь бесструктурье за бред
(имеющий несомненную пользу в постмодернистском пространстве).
Ты ничтожен, жучок,
мне становится грустно глядя на твои маленькие слезоточивые глазки,
как ты выдаешь свои глупые рыданья за пафос трагедии,
а свои ночные походы по впискам к подросткам – за исследование фронта жизни.
Жалка твоя ирония, относящаяся к тем кто развивается,
к тем кто недостаточно грустен как ты.
Свою грусть ты считаешь самой важной – я тоже.
Но чья важнее, моя или твоя?
Я скажу – моя – и здесь ты мне не сможешь ничего возразить.
Ибо здесь, на этом листе, у тебя нет никакой власти, ты – ничто,
еще большее, чем в реальной жизни,
где нет слов.
И зачем я это пишу?
Может, лучше и не писать.
Июль-Август 2017
Упражнения в словоблудии
Рябины ветка золотая свисает с нежного пируэта движения соков в своем стволе,
яблоневые плоды дозревают под нисходящими сверху листьями, лишая их
сока. То же самое со смородиной: желтые листья завяли,
красные ягоды блестят, если на них светит солнце.
Блистающие способности человека ограничены:
даже если солнце засветит, он не будет блестеть.
Пробудить солнце в своей душе – стать в этом похожим на
колокольчик в поле, который пробудил в себе фиолетовый цвет.
Писать в одну строчку на тоненьком – четыре миллиметра —
листке бумаги, распростершимся на десятки метро в длину,
чтобы потом тебя кто-нибудь съел,
чтобы ты сам мог съесть все собою написанное
и ощутить это нутром – если не ощутил ни до,
ни во время письма – ощутишь после.
Беспросветность сумерек одиночества даруемого славностью Рождества,
праздника, любого, который приходит,
лишь смутно бросая взгляд на тех, кто по-настоящему страждет,
и упиваясь теми, кто не знает мук —
ибо Праздник сам когда-то страдал и ему тошно смотреть на себе подобных.
Такое состояние: словно море выбросило на берег кита,
а тот запутался в ветках плакучей ивы,
которые почему-то обладали шипами и вдоль которых цвели розы.
Такое состояние, когда хочется говорить все как есть —
но ничего нет и приходится выдумывать.
Все время приходится выдумывать, и тот, кто выдумывает больше,
превосходит того, кто выдумывает меньше.
Прогуливаясь по магазину нужно как можно больше набрать в корзину:
иначе продавец будет возмущенно смотреть, мол,