17

Любое искусство является искусством лишь тогда, когда отвечает на базовые, актуальные для автора вопросы бытия. Не на те, на которые ответили уже пятьдесят лет назад, не на те, до которых и спустя пятьдесят лет никому дела нет, а на важные, первостепенные, неотложные вопросы сегодняшнего дня.


18

В стихах, по большей части, должны быть чувства и неприкрашенные наброски чистого восприятия. Не мысли. Размышлять в стихотворении, выстраивать логические (отвратительные) цепочки, сверяться с культурными и языковыми контекстами, старательно и специально изобретать новые смыслы – дело фабриканта, который желает продать свою продукцию подороже; старательно избегать себя, самоуничтожаться, выходить за пределы своего «я» – только чтобы быть уникальным, самобытным, небанальным – тоже дело рук того же коммерсанта, которому нужно продать свою продукцию подороже, дело, неблагодарное для поэта, непоэтическое…


19

Поэзия – это непрекращающаяся жизнь, бесконечная сказка, чудо, заключающееся в каждом моменте солнечного, пьяного бытия. Поэзия – это сомнение, не выливающееся в сформулированные вопросы, это проблемы, которые невозможно решить и понять, это ускользающий из-под пальцев нож, вонзённый в сердце, который невозможно оттуда достать.


20

Поэт злопамятен, чувствителен, раним и мстителен. У него много грехов и это благодать, если они насыщаются словами.


21

Этот сборник мог бы быть длиннее, в нём могло бы быть больше написано и больше помещено. Я мог бы дополнять его бесконечно, ибо ресурс – угнетённость – для меня неисчерпаем, я мог бы писать по несколько стихотворений каждый день, превратив его к концу жизни в огромный непереносимый монолит, где тем не менее каждая строка будет оправданной, нужной, важной в контексте культуры… Я остановился на написанном без какой-либо причины, как без причины умирает и рождается человек, как заканчивается в нём терпение и он показывает истинного себя.

Все помещённые сюда стихотворения имеют скрытые связи, переплетаются и взаимодействуют друг с другом как хорошие друзья: как выставленные за дверь гости, ищущие путь к своей собственной вечеринке. Я надеюсь на то, что они буду продолжаться сами, что сборник этот будет непрестанно развиваться – но уже не из-за моего воздействия, а из-за воздействия читателя, который приложит его к своей жизни и дополнит своими переживаниями.

угнетение

Моё окружение заставляет меня усомниться
в осмысленности написания чего-либо, кроме цифр,
списков, работ. Стол говорит: разве для этого
я был сотворён работягой-столяром,
выточен чистой машиной на чистом заводе?
Лампы ноют, просят прекратить… Плохо пахнет от
мусора под столом: он хочет активных перемен, действий,
упрекает меня в том, что я трачу время на это.
Кружки спрашивают: не будет ли стыдно тебе
за то, что время потратил впустую, за то,
что нарушил покой и в себе и снаружи, за все эти
жидкости, что выходят из тебя и зовутся тобою
«поэзией»? Стул так сладко входит со мной
в гармонию, так уместно сливает меня с
натюрмортом, что убеждает взглядом сделаться частью.
Я – страдательное причастие, я глагол
сослагательного наклонения. Невежественный
полиэтиленовый пакет, вздумавший понять основы
физики далеких звёзд. Всё это не по-настоящему,
всё сделано неумело и пародично, словно
мебель для кошек. На кошек у меня аллергия.
Я всюду лгу, даже мои грёзы
бывают ненастоящими. Я пуст, ничтожен, невыразителен,
я – скелет, сквозь который просачивается даже вода,
но я обрастаю, становлюсь лучше под действием
внешних сил. Картофельный крахмал размягчает
кальций в моём составе, делает его