Мой персонаж был ужасен, но он был лишь вымышленным героем. Чего нельзя сказать о людях, с кем мне пришлось работать. Эти личности заслуживают отдельной остановки, и приведения нескольких примеров.

– Камилла! Что опять случилось? – режиссёр, в очередной раз остановил съёмку, но теперь уже не смог сидеть на месте, и вскочил на ноги, бросив кепку на землю.

– Что случилось?! Ты ещё спрашиваешь Пол? По-моему, всё предельно ясно!

– Что мне должно быть ясно? То тебе свет в глаза бьёт, то тебе жарко, то ты проголодалась…. На этот раз-то что случилось? – голос режиссёра вот-вот должен был перейти на умоляющий, но держался.

– Пол, ты меня разочаровываешь! На меня будут смотреть миллионы глаз, и я не могу появляться в кадре с такими страшными ногтями! Где Флора?!

– Тьфу-ты! Какие ногти, Камилла? На тебя маньяк напал, кто будет смотреть на качество маникюра?! Не морочь мне голову, и продолжай.

– Нет! Пока я не выпью кофе, и мне не поправят ногти, я пальцем не пошевелю!

– Камилла…. Мы работаем всего два часа сегодня, а ты четыре раза останавливала съёмку. То у тебя ресница отклеилась, то тебе в дамскую комнату нужно! Ты решила испытать моё терпение? Так вот, знай, у тебя ничего не выйдет! И не с такими работал.

– Мне плевать с кем, и где ты работал. Я хочу поправить ногти. Если мои подруги увидят вот «ЭТО» на большом экране – засмеют. Тащите сюда Флору.

– Да откуда же я тебе её вытащу? Ты же знаешь, что у неё мать умерла, домой она уехала!

– Подумаешь, большое дело! Отправьте шофёра за ней. Скажите, что мать точно уже никуда не сбежит, а мне она тут очень нужна. Она прислуга или как?! Она должна выполнять все прихоти хозяев!

– Простите, мисс Спенсер…. Мне кажется, что не стоит произносить такие слова. Они могут кого-то задеть. – Говорила мне мама не встревать, куда не следует, так нет, я же упрямый.

– Что?! Кто это там протявкал? Ты?! Ты вообще кто такой? Посредственный актёришка, попавший сюда каким-то чудным образом. Ты даже мизинца моего таланта не стоишь. Стой молча, пока взрослые разговаривают….

Пересказывать все «приятности» которые в порыве неоправданного гнева вылила на меня «звезда» несколько болезненно для моего мужского эго. Было униженно моё достоинство, не только как мужчины, но актёра, и вообще человека. Некоторых слов не знал даже заядлый пьяница сантехник, а они сыпались из пухлых губ, прелестной барышни. Я стоял, как будто в рот воды набрал, и не мог вставить ни единой фразы в свою защиту. Вся съёмочная команда откровенно потешалась надо мной, даже не пытаясь скрыть взгляды презрения к моей наивности. Они-то явно привыкли к подобным «закидонам» состоявшихся актрис, и им было смешно смотреть на новичка.

– Нет, ты послушай меня, Гастон! Я так не могу. Я не могу работать в такой атмосфере. Каждый, с кем я сталкивался за время работы, пропитан злобой, ненавистью, крайней степенью цинизма…. И это только на первый взгляд. Они норовят при любом удобном случае поиздеваться над тем, кто не может дать отпор. Это ужасно. Лучше мы будем пытаться добиться всего сами.

– Седрик, не горячись ты так! Я тебя не осуждаю. Понимаю твои чувства. Я, как твой агент тоже часто бываю в местах съёмок, и в компаниях жутких людей. Если бы я не сдерживался, то набросился бы на кого-нибудь, а потом сам себя задушил. Но я терплю. Ради нашей с тобой общей цели. И ты должен терпеть.

– Я не могу. Меня мучают постоянные головные боли. Они все справляются с этим при помощи алкоголя, антидепрессантов, и прочей химии, но я не желаю терять здравый рассудок. Нельзя. И как мне быть?

– Седрик! Дорогой мой друг! Потерпи. Возьми пару выходных. Поедем куда-нибудь развеемся? Только не бросай всё! Тебе остался последний шаг, трудный, но короткий. Сделаешь его, и по условиям контракта, получишь всю сумму. С такими деньгами мы сможем осуществить мечту: привезти родителей, купить жильё, и основать свой благотворительный фонд. Мы сделаем то, к чему идём много лет, Седрик. Не бросай всё.