Только у Ибирану, как оказалось, в тот самый день родился новый план… Следующим утром он за завтраком (надо сказать, шашлык тоже быстро приедается, захотелось каких-нибудь человеческих мюсли поесть) выступил с неожиданным предложением:

– Могуча рука господина моего, и нет другого такого воина в наших краях. Если нашли мы милость в очах господина моего, пусть обучит наших воинов, да владеют мечом, как и он.

– Каких воинов? – удивился я.

– Воинов нашей деревни.

– А у вас есть воины?

– Каждый наш мужчина – воин! – горделиво сказал я, но, судя по содержанию его просьбы, он вовсе не был в этом уверен, – и когда придут финикийские злодеи, все встанут на защиту родного края.

– А мечи есть?

– Как не быть мечам! – возмутился Ибирану, – целых два… нет, три.

– Попробовать можно, – вяло согласился я. Делать было все равно нечего.

– Что сказали уста господина моего?

– Ну, может, получится…

– Согласен ли господин мой? – современный ивритские выражения понимал он не очень хорошо.

– Изрекли уста мои, да соберутся мужи селения сего пред очами моими, да узрю от малого до великого из них! – сказал я как можно торжественнее и архаичнее.

Это он понял, но сразу усомнился:

– Таки от мала до велика? – удивился он, – не угодно ли господину моему обучить избранных, да защищают селение, а остальные да работают в поле?

Впрочем, я свято верил в принципы Цахаля и всеобщую воинскую обязанность, так что настоял на своем: постоянную службу может нести очень ограниченное число самых способных воинов, но при случае необходимо, чтобы каждый мужик знал свое место в строю и владел боевыми приемами на базовом уровне. К тому же, чтобы отобрать воинов для бригады Голани, ну то есть самых способных, надо попробовать в деле всех. Ибирану согласился.

Только зря я рассчитывал на оперативность местного военкомата. Тем утром народ уже разбрелся по полевым работам, вечером многие слишком поздно пришли, на следующее утро не все правильно поняли задачу… В общем, на третий день удалось собрать более-менее всех мужчин с утра пораньше – их оказалось больше сотни. Правда, часть из них составляли старики и подростки, некоторые явно выглядели больными, и полдня ушло на банальный внешний осмотр. Заодно разобрались с вооружением: в наличии были два меча (третий, оказалось, давно продан), довольно ржавых и тупых, пять копий, да два деревянных щита, обшитых кожей. В общем-то, неплохо для простой деревни – видать, им действительно периодически приходилось разбираться с соседями и конкурентами.

Итак, на четвертый день в моем распоряжении были семьдесят восемь относительно здоровых и очень бестолковых мужчин призывного возраста. Каков этот возраст, сказать было трудно: младшим на вид было около восемнадцати, а вот старшим… в нашем мире эти мужички тянули бы лет на пятьдесят, но в этом мире им было, похоже, никак не больше сорока, а то и тридцати пяти. Старели тут рано.

Получилась, условно говоря, пехотная рота сокращенного состава. Весь этот день ушел на то, чтобы разбить народ на три взвода, а каждый взвод на три отделения, или десятка: этот обязательно хотел быть в одном отделении со своим двоюродным дядей, а тот ни за что не хотел быть вместе с соседом. Штука была еще и в том, что тренировать всех одновременно было бы просто невозможно, да и разрушительно для экономической жизни деревни, и каждый взвод должен был проходить боевую учебу по отдельности, в очередь с другими.

И это я уже не говорю о том, что элементарные представления о воинском строе, об исполнении команд и о субординации были им совершенно чужды. Передо мной была толпа джигитов со своими сложными внутриплеменными отношениями, каждого с каждым связывали многочисленные неформальные связи, а я был для них просто некоторым общим ресурсом, который должен был быть поделен в соответствие с этими связями и их минутными настроениями… кошмар полный.