– Да, но кое-кто из нас знает, как мы в ней оказались. – Он стряхнул с плеча руку Райана и кивнул на Шеппарда. – Вот почему вы прикованы, а остальные нет?

Тот же самый вопрос Шеппард задавал и самому себе, и Алан опоздал с ним лишь слегка.

Он стиснул зубы, закрыл глаза и глубоко вздохнул:

– Я не знаю.

Да, психовать без толку, только хуже будет.

Мэнди проверила ящики стола, но ключа нигде не нашла. Она стояла и что-то держала в руках, и лицо ее бледнело на глазах. Потом положила находку на кровать, и Шеппард увидел на обложке блестящие буквы: «Священное Писание». Неизменный атрибут гостиничных номеров.

– Мне надо… умыться.

Похоже, она сейчас упадет в обморок. Неверной походкой Мэнди двинулась вперед и вышла из поля зрения. Шеппард услышал звук открывающейся двери. Двери в ванную комнату. Кстати, почему никому не пришло в голову проверить ванную комнату?

Шеппард взглянул в сторону ниши и увидел выходящую оттуда черноволосую. На ее стикере было написано: «ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕНЯ ЗОВУТ… Констанция». Шеппард смотрел на нее и думал: интересно, что у нее на уме?

– Я хочу сказать, что этот человек может быть опасен. Не исключено, что его не просто так приковали наручниками, – заявил Алан. – И еще я знаю, что мне непременно надо быть на другом конце Лондона.

Шеппард наблюдал за Констанцией. Ее молчание беспокоило. Взгляд больших, чуть ли не карикатурно огромных глаз, что подчеркивалось еще и раскраской, как у медведя панды, упал на кровать, она быстро схватила Библию и крепко прижала к груди.

– Не поминайте Господа нашего всуе, – сказала Констанция низким, гортанным голосом, но, кажется, кроме него, никто ее не услышал.

Ситуация, как ее видел Шеппард, становилась опасной – а он лежал и даже не мог пошевелиться.

– Давайте-ка все сохранять спокойствие, – сказал Райан.

– Нет, не давайте. Не будем сохранять спокойствие. Дело совсем не в том, чтобы сохранять спокойствие, – заявил Алан.

– Ад. Ад. Ад. Ад. Ад, – проговорила Констанция.

Та, что в наушниках, скривила губы и поочередно оглядела каждого.

И вдруг раздался вопль. Пронзительный, отчаянный. Казалось, он отскакивает от стен, пронзая сердце каждого.

Шеппард быстро посмотрел на Констанцию. Впрочем, он уже знал, что кричит не она.

Кричала Мэнди из ванной комнаты.

И совершенно неожиданно все стало еще хуже.

Вопль, казалось, звенел вечно, но в какую-то минуту он все-таки оборвался, и наступила тишина. И почему-то от тишины этой стало еще хуже, намного хуже. Никто не двигался: Алан и Райан застыли, оборвав спор на полуслове, Та, что в наушниках, выглядывала из-за стола, Констанция обернулась в сторону ванной.

Шеппард было ринулся на вопль, но наручники впились в запястья, и он взвизгнул от боли. Это непреодолимое желание немедленно бежать ошеломило его. Он всегда плохо переносил чувство смятения или страха. Даже в те минуты, когда он просыпался в холодном поту и сердце колотилось словно бешеное, а в голове билась мысль, что накануне он хватил лишку, в глубине души он всегда был уверен, что справится. Но здесь, в этой комнате, ему стало страшно, по-настоящему страшно.

Что-то бабахнуло, загрохотало, и Мэнди снова появилась в поле его зрения, она пятилась, выйдя из ниши, и сразу наткнулась на Констанцию.

Та с ужасом оттолкнула ее, как прокаженную.

Мэнди оглянулась на Шеппарда. Глаза ее остекленели, она была на себя не похожа, по щекам текли слезы. Лицо стало белым как мел, кожа лоснилась от пота.

– Что? В чем дело? – спросил Шеппард.

Райан сообразил раньше всех, он бросился к Мэнди в то мгновение, когда она готова была рухнуть на пол. И подхватил ее как раз вовремя.