Меня разбудил кошмар: я лежу в своей постели, здесь и сейчас, в реальном течении времени. Но я – длинный, худой, лысый мужчина. Кстати, как поняла, что мужчина? Ведь анатомические подробности в этом кошмаре не присутствовали. Интересно, мужчины с их архитектурными излишествами гениталий как-то их ощущают? Я не ощущала ничего. Просто знала – я мужчина. И мне это очень, очень не понравилось, я не хотела быть мужчиной, и проснулась. Или очнулась? От чего? От примерки? Я примеряю на себя? Но что, что примеряю?!

– 6-

Сын что-то чувствует, он не просто так не спускает с меня глаз. Он смотрит на меня, как будто давным-давно все знает. Как смотрит врач на больного: выжидающим взглядом. Вот поднялась температура. Вот тело сотрясает озноб, вот холодная испарина покрыла лоб: да, болезнь ведет себя так, как он и предполагал. Последние секунды тяжелыми каплями уходящей жизни падают в никуда. И он точно знает, сколько их еще осталось.

Мне бы тоже не помешало это знание.

Моя любимая клиентка, «генеральша», как я ее называю, заказала теплый костюм из алого кашемира. На самом деле она генеральская дочь. Очень тонкая, неправдоподобно изящная, шить для нее – счастье. Я испытываю очень странные чувства к ней. Она почти моя ровесница, но выглядит моложе. Хотя мы с ней неуловимо похожи. Особенно сейчас, когда я катастрофически теряю вес, а волосы порыжели и начали виться. Мы как сестры. Но это заметно только мне. Благополучная жизнь и уверенность в своем праве на все делают ее совершенно особенной. Никому не придет в голову поставить нас рядом.

У нее красный Феррари, она заведует областным ЗАГСом, она сама – генерал в нашем южном небольшом городе. Сколько раз она сама себя расписывала с вальяжными, сановитыми представителями чиновно-бизнесменного бомонда? Не знаю, много. Ровно столько, сколько раз потом сама же разводила. В ее тонких пальцах, унизанных брильянтами, доставшихся ей от мамы-генеральши и бабушки-мамы-генерала нити странных тайн. Она – не просто власть. И не просто состоятельная женщина, живущая в старом особняке, построенном ее отцом. Вернее, солдатами ее отца.

Ее побаиваются, о ней сплетничают, ей завидуют. Поговаривают, что начальник милиции несколько лет назад застрелился именно из-за нее. Чего там было больше, в той мутной истории: отчаявшейся страсти или странных, запутанных интриг, поставивших его в безысходный тупик? Никто не знает. Она цинична, она роскошна, она упоительна, она полна тайн. Она каждый год отдыхает на Тенерифе, а потом рассказывает мне, что любит это место из-за черного песка на пляжах. Еще она приносит кипы журналов с картинками нарядных домов, увитых плющом; ей более, чем по карману цены на недвижимость Чехии. Она может купить небольшое шале в любом уголке Европы, но, почему-то, Генеральша снова и снова рассматривает картинки Карловых Вар.

Все думают, что наряды, в которых она щеголяет, куплены в дорогих европейских бутиках. Нет, оттуда она привозит лишь ткани и безделушки. Еще она привозит кассеты с показов. Мы с ней часами смотрим на длинных и тощих моделей, которые вихляющей походкой отмеривают километры на подиумах. Мы с ней обе знаем Главную Тайну: красота – это не зубы, волосы и ноги. Это нечто другое, невидимое, оно внутри. Это Нечто подсвечивает глаза, мягким сиянием омывает лоб, заставляет двигаться тело с невероятной, нечеловеческой грацией. И еще мы с ней обе знаем, что у нее есть это Нечто.

За что ей так много? Мне кажется, что если бы я обладала сотой частью ее богатств, я бы любила весь мир. А сейчас у меня отнимают даже то, что принадлежит мне по праву: я не смею раскрывать ее тайны, я не смею сказать, что ее наряды делаю я, я, Я!