Вы лишены этого, когда пишете, потому что у вас нет ни поддержки, ни направления, которые дает вам слушатель во время разговора. Вы можете представлять, для кого вы пишете, но эти люди не находятся перед вами. Поэтому приходится строить догадки о том, как лучше выразиться. Это не просто умение подбирать красивые слова или предложения – вы должны развивать особую способность, которую можно назвать «писательским голосом».

Когда мы беседуем друг с другом, то сбиваемся, повторяемся, не можем найти нужные выражения, поправляем себя – делаем то, что в письменной речи называется ошибками. Мы произносим короткие группы слов, которые выглядели бы бессвязно, если бы не «хотя» и «поскольку», которые образуют мостики смысла… В нашей речи много мямлящих звуков, междометий и других «наполнителей».

Когда мы пишем, у нас есть время подумать заранее. Мы можем составлять предложения, снабженные всевозможными условиями или оговорками. То же самое можно делать и в разговоре, но с гораздо большим трудом. Пользуясь словами «хотя», «если» и «при необходимости», мы создаем оговорки перед тем, что собираемся написать дальше. Это делает письменную речь более размеренной и продуманной, чем обычный разговор.

Мы можем переходить от одного временного интервала к другому, пользуясь словами «когда», «после», «до того» и так далее. В письменной речи, где определители выдвигаются на первый план, это звучит более логично и продуманно.

В беседе мы говорим словами вроде «он», «его», «она», «ее», «это», «они» и «мой», «их», «наш» и тому подобное. Я могу сказать: «Он дал это ей вчера». Как правило, человек, с которым я разговариваю, знает, кто такой «он», что такое «это» и кто такая «она». Если нет, то он задаст вопрос и я отвечу. С другой стороны, я могу указать пальцем и сказать «он», «вот это» или «ей». Когда я пишу, мне приходится давать специальное пояснение, чтобы люди, вещи и связи между ними были совершенно ясными для читателя. Я не могу научиться делать это с помощью подсказки и объяснений из словаря, я должен приобрести особый «писательский голос».

Когда нам читают или когда мы сами это делаем, то узнаем, как он работает (писательский голос). Если сравнить разговор с одним диалектом – скажем, с типичным лондонским выговором, – то письменную речь можно с речевыми особенностями уроженца Ливерпуля или австралийского Сиднея. Мы стараемся понять этот диалект и даже пользоваться им, но для этого необходима определенная «настройка» и практика.

Во время разговора мы стараемся избегать слишком частого употребления «абстрактных» слов, если только сразу же не приводим наглядные примеры того, что имеем в виду. В повседневных беседах мы не обсуждаем, что более мучительно: «зависть» или «стыд», мы говорим о человеке, которого считаем завистливым или совершившим бесстыдный поступок. Мы «внедряем» абстрактные идеи зависти и стыда в наглядные примеры, о которых слышали.

Существует множество слов, которыми мы редко пользуемся за стенами учебных заведений. Маловероятна ситуация, когда мы выходим из автомобиля, глядим по сторонам, потом обращаемся к собеседнику и интересуемся тем, что в большей степени повлияло на ландшафт: эрозионные процессы или движения земной коры. Если мы все же делаем это, то скорее говорим о том, как дождь, ветер и мороз «разъели эту скалу». Еще можем добавить: «Знаешь, когда-то все это поднялось со дна моря».

В письменной речи мы вполне можем пользоваться терминами, усвоенными в школе (эрозия и движения земной коры). Эти процессы происходят повсюду на земле, они не относятся к конкретному камню, который вы подобрали. Мы переходим от «частного» к «общему», к тому, что может протекать повсюду. Это подразумевает умение писать с помощью особого «голоса». Да, вы можете делать то же самое в обычном разговоре, пользуясь термином «эрозия» в самом общем смысле. Но вам вряд ли удастся это сделать, если сначала не научитесь читать и писать таким образом.