Сад деда Миши благоухал абрикосами. Они уже вовсю осыпались тут и там. Пес примостился в тени дерева. Женька, закончив собирать шестое ведро абрикосов, разложил свой плед рядом с ним и прилег отдохнуть, а заодно и почитать. Книги про собак заглатывались как никогда быстро и целиком. Сегодня это был «Белый Бим Черное ухо».
– Эх, бедный пес, – сетовал Женька. – Хозяина потерял. Ищет. Слышишь, Бэк? Сидит, бедный, ждет. А эта тетка, нет бы помочь, милицию вызвала. Ух, я бы ей! – разозлился Женька. – Хочешь знать, что было дальше?
Он перелистнул страничку и продолжил читать вслух:
«Человек и собака шли в милицию.
– Кого же ты ждал, Черное ухо? – спросила она, остановившись.
Бим уныло присел, опустил голову.
– И подвело у тебя живот, милый. Я тебя накормлю, подожди, накормлю Черное ухо.
Вот уже несколько раз назвали Бима «Черное ухо». И хозяин когда-то говорил: «Эх, ты, Черное ухо!»
– Постой! – мысль, словно молния, метнулась в голове у Женьки. – Может, и тебя Савельич называл как-то так… просто… как есть… Может, ты… – Женька осмотрел пса. – Серый? А? Ты Серый? Давай попробуем, – вскочил на ноги Женька. – Серый, сидеть! – скомандовал он. Потом отбежал в сторону: – Серый, ко мне!
Пес встал и, не поворачивая морды, поплелся восвояси.
– Серый! Серый! – громче позвал его Женька, но пес не обернулся – дошел до «Муравья» и лег под кузовом. – Не выходит! – крикнул с досады Женька, а потом схватил очередное пустое ведро и вернулся к сбору абрикосов.
После возвращения из сада пес продолжил свой молчаливый протест и раздумал спускаться с веранды. На кормежку кролей опять поехали на коляске.
– Ну что с тобой сегодня? – возмущался Женька. – Ел плохо. Читать со мной не стал. Ушел, вильнув хвостом. Разве так с друзьями поступают? И снова эта коляска.
Женька сунул очередную порцию сочной травы в кроличью кормушку и шумно закрыл крышку, напугав обитателей клетки.
– Вот что мне с тобой делать? Не слушаешься совсем. И дружить не хочешь.
Как и ожидал Женька, собачья статуя отмерла, как только подъехали к последней клетке. Пес спрыгнул на землю, но к клетке в этот раз не пошел. Он развернулся и потрусил прочь.
– Серый, ты куда? – растерялся Женька. – А ну-ка вернись!
Пес не остановился.
– Назад! Ко мне!
Женька в отчаянии бросил траву на землю и ринулся вдогонку.
– Ах ты, чучело лохматое! – выкрикнул он в сердцах.
Неожиданно пес остановился.
Остановился и Женька.
– Чучело лохматое? – удивленно повторил он.
Пес медленно развернулся, сделал несколько шагов в обратном направлении и снова остановился. Женькины брови подскочили вверх. Он осторожно прошел разделяющие их метры и опустился перед псом на колени:
– Ты – чучело?.. Лохматое?.. – Он попытался заглянуть псу в глаза. – Тебя так Григорий Савельич называл?
Пес не уходил, но все еще отворачивал морду, хотя тут же косил глазами на Женьку, осторожно, словно подсматривал, словно хотел узнать в нем кого-то, убедиться, что не ошибся, прежде чем обернется окончательно.
– Ну конечно! – Женьку осенило: – Никакой ты не Джек, и не Валет, и даже не Серый. Хотя и серый тоже. Ты – Лохматый!
Пес фыркнул, буркнул и повернул морду. Затем потянулся к Женьке и лизнул его в лицо.
В сердце екнуло, а внутри все заклокотало от счастья.
– Лохматый, – Женька обнял пса, принялся гладить его и шептать на ухо: – Лохматый, Лохматый, Лохматый.
Пес положил голову Женьке на плечо и махнул хвостом. Сначала нерешительно. Один раз. Потом еще и еще. И вот уже песий хвост ходил ходуном, а вместе с ним и вся задняя часть, отзываясь на кличку.
– Я нашел! – радовался Женька.
Он улыбался. Он снова и снова обнимал пса, которого точно звали Лохматый.