Порыв ветра ударил в стекло. Светка вздрогнула и открыла глаза, пытаясь сообразить, утро или вечер. Декабрь: встаешь – еще темно, приходишь с работы – уже темно. Она откинула плед и опустила ноги на пол.

– Свет, там мужик какой-то под окном! Вроде, пьяный, – крикнула мать из кухни. Чайник надрывно засвистел. – Как бы не замерз.

– Сейчас в милицию позвоню. Пусть забирают.

Телефонный диск длинно прожужжал «ноль» и коротко «два», послышались длинные гудки, а затем резкий мужской голос ответил:

– Милиция, слушаю вас.

– У нас под окном пьяный мужчина. Заберите его, пожалуйста. Уже полчаса ломится в подъезд.

– Бомж? – Голос звучал лениво и безразлично.

– Откуда я знаю?

– Может, это ваш сосед?

– Точно нет, соседей я всех знаю. Заберите его в приемник для бомжей. Замерзнет ведь.

– У нас людей не хватает, чтобы еще бомжами заниматься. Разрулите там с ним сами.

– Это как?

– Свет! Он лег в сугроб. – Мать забарабанила по стеклу, будто мужик мог ее услышать. – Пусть скорее приезжают.

– Запустите в подъезд и вызовите скорую.

– Как вы себе это представляете? А если он бандит? А если он нас убьет?

– Если убьет – приедем. – В трубке послышались короткие гудки.

– Что сказали? – Мама выглядела по-настоящему встревоженной.

– Не приедут.

Света полезла в ящик, нашла скалку.

– Подойдет, пожалуй.

– Как не приедут? – Мать плюхнулась на табуретку.

– Пойдем, запустим его в подъезд.


Металлическая дверь с трудом открылась, издав недовольный глухой звук. Метель швырнула в лицо пригоршню ледяных иголок.

– Эй, ты! Заходи!

Придерживая дверь ногой, Светка запахнула шубу. Присмотрелась.

Мужик лежал на снегу, не шевелился. Его уже порядком припорошило.

– Околел, что ли? – испугалась мама, прячась от холодного ветра в подъезде, за спиной дочери, и накинула на голову шерстяной платок.

– Стой тут, – приказала Светка и, выставив вперед скалку, подошла к мужику, ткнула его в плечо.

Тот что-то недовольно буркнул.

– Живой! – крикнула она, но слова унес ветер. – Надо затащить его в подъезд.

Светка наклонилась, попыталась поднять мужчину. Но он оказался слишком тяжелым.

– Помоги. – Она махнула маме рукой, усадила алкаша.

– Может, скорую вызовем? Вдруг помрет? Скажут, что мы его… – Мама подбежала, застегивая куртку, наклонилась, взяла мужика под руку.

– Давай на счет «три». Поднимаем!

Мужик, почувствовав, что его куда-то тащат, промычал что-то нечленораздельное. Ноги у него подкашивались.

– Да стой же ты! – Мама тяжело дышала. Платок развязался. Снег начал забиваться под воротник. Алкаш наклонился вперед, чуть не уронив ее, но Светка вцепилась в него мертвой хваткой – устояли. Алкаш неожиданно зарычал, как раненый медведь. Светка почувствовала, как он весь напрягся.

– Мам, осторожней!

Пьяный опять наклонился вперед, и его вырвало. – Боже мой! Вот за что это все! – Мать скривилась. – Он облевал мне куртку!

– Открой дверь.

Мать одной рукой набрала код и рванула металлическую дверь на себя. Кое-как перевалились через порог. Дверь подъезда с грохотом закрылась, за ней хлопнула и дверь тамбура. Свист ветра сменился тишиной спящего дома. Теплый воздух окутал уютом и запахом пирогов.

– Давай его на ступеньки.

– Ну и разит же от него! Фу! – Мама брезгливо сморщилась, но хватку не ослабила.

Посадили, прислонили к перилам.

– Ты посмотри, что наделал, теперь только химчистка… – Осторожно, чтобы не испачкать руки, мама расстегнула куртку.

– Мам, принеси, пожалуйста, из моей сумки фонарик. Скорее.

– Где она?

– На тумбочке в прихожей.

Мать скрылась в квартире. Светка осталась один на один с пьяным. Даже при тусклом свете было понятно: не бомж. Одежда хоть и грязная, но не потрепанная, новая. Хорошие ботинки. Ноги в таких, правда, точно уже обморозил. Руки наверняка тоже. Светка прижала пальцы к мужскому запястью. Пульс частый, слабый. Дыхание поверхностное, учащенное. Лицо бледно-серого цвета. Но без мешков под глазами, сосудистой сетки и отеков, какие обычно бывают у алкоголиков. Ссадины на губах. Нет, он не алкаш со стажем. Хотя у него, очевидно, тяжелая степень алкогольного опьянения, интокси кация.