– Понимаю вашу иронию, Джерри, и вполне разделяю ваше беспокойство, но sed lex – каждый должен быть осуждён за те преступления, которые будут доказаны. А как известно, доказать организацию и заказ убийства много сложнее, нежели доказать сам факт его совершения, особенно учитывая любимый в среде этого, если угодно, «бизнеса» принцип омерты. С другой стороны, если исполнителя убийства удастся уговорить нарушить этот принцип, это может дать полиции и бюро столько до бесценности ценной информации, что это одно уже послужит к поискам не худшей мотивацией, чем честь мундира или алкание званий и почестей.

– Ну, надеюсь, наши правоохранители не сильно нуждаются в дополнительной мотивации сверх выполнения долга. По вашему мнению, профессор, если мы примем за основной мотив убийства внутренние криминальные разборки – это всё-таки месть, личные счёты или вопросы бизнеса? Ведь едва ли кто-то может рассчитывать, что простым устранением одного из конкурентов он…

– Им ещё и мотивации не хватает, – несколько недобро проворчал Сиззи. – Да они должны найти этого парня, чтоб вручить ему грамоту и украсить медалью за то, что он сделал их работу, и сделал лучше, чем они могли бы рассчитывать.

– А если этот Банани не был никаким крёстным отцом мафии, а действительно был бизнесменом, пусть и не вполне чистым на руку? Не могут же все дельцы быть гангстерами.

– Не могут. Так всех и не убивают ночью в местах, весьма неподходящих для деловых встреч. Если он был «нечист на руку», так его должны были наказать полиция, ФБР, министерство финансов, какой-нибудь адвентистский епископат, если убиенный был нечист и на другие свои члены, кроме десницы. А то живёт себе мистер Бенини припеваючи, носит дорогую парчу, разъезжает на роскошных колесницах, содержит свиту, – и всё это, разумеется, беспримерно честно, человеколюбиво, законопослушно и всецело в рамках закона, с полным согласием и любовью с налоговой службой и профсоюзами. А заканчивается этот прекрасный жизненный путь не беатификацией, как можно предположить по славным делам усопшего, а печальной пристанью на берегу Стикса, то есть Гудзона.

– Хорошо, убедил, – задумчиво закивал Адамс, – вполне вероятно, что этот Бадольи не только не был самым большим любителем платить налоги в полной мере и в срок, пусть даже он был связан с мафией, но всё-таки не слишком ли сурово он наказан за это? Едва ли суд бы его отправил на электрический стул.

– Суд за такое мог бы отправить и в санаторий, как верно заметил Джерри-радио. Сначала они не могут найти, за что бы такое посадить какого-нибудь мафиози, а потом вынуждены сами нарушать свои же законы и расстреливать Диллинджера из-за угла. А тут какой-то славный парень делает за них всю работу, ещё и по возможности чисто, и такая ему благодарность.

– Не знаю, всё-таки он убийство совершил, а не догнал воришку.

– Это смотря кого убить – лет пятнадцать назад за убийство Гитлера дали бы медаль Конгресса и пост сенатора. Готов спорить, что Батиста сейчас пол-Кубы готов отдать за убийство Кастро, вместе с плантациями и крестьянами на них.

– … стороны криминального мира? Не вызовет ли это новую войну банд, сопровождаемую волной уличного насилия, как это бывало прежде?

– Безусловно, реакция последует, но времена меняются, Джерри, так что, скорее всего, внутренний суд этой организации или, скажем так, корпорации будет закрыт, и приговоры его будут исполняться так же невидимо обывателю, который заметит разве что газетную заметку о найденном в Гудзоне трупе с кирпичом, привязанным к шее. А вот тот, кто исполнил приговор в отношении мистера Бадольини, вероятнее всего станет жертвой настоящей охоты не только со стороны бюро и полиции. Если он совершил убийство по собственной воле, то восстановил против себя всю эту систему, если же действовал по указанию какой-либо из группировок, то семья убитого не останется к этому равнодушной, можете не сомневаться.