Боже мой, почему он так в себе не уверен? Эта мысль пронзает мой мозг прежде, чем понимаю, почему так подумала. Знаю, что это неправильно. Знаю, что это несправедливо по отношению к Дэну. Мой отец был всегда неотразим, на всех производил глубокое впечатление. Не так-то просто быть зятем такого человека, да еще и слышать, как люди постоянно восторгаются им, в то время как ты просто…

Так. Сильви, остановись! Дэн ведь тоже особенный. Но по сравнению с отцом…

Хорошо, буду с собой совершенно честна. Наедине со своими мыслями, за которые никто меня не осудит, я могу сказать сама себе: для внешнего мира Дэн и в подметки не годится моему отцу. У него нет ни денег, ни гордого стана, нет той потрясающей харизмы и достижений в благотворительности.

Но я не хочу, чтобы Дэн был моим «вторым отцом». Я люблю Дэна таким, какой он есть. Люблю без ума. Но неужели он не может, хотя бы ради меня, принять, что мой отец обладал всеми вышеуказанными качествами, и понять, что ему вовсе не обязательно быть таким?

Но нет, он все еще каждый раз подскакивает, как на пружинке, при упоминании моего отца. Вот когда эта тема исчерпает себя, он заметно расслабится, откинется на спинку стула и потянется, подавляя зевок…

Нет, мне не показалось. Дэн действительно тянется и зевает, как я и представляла. Делает глоток вина (как я и думала) и щелкает арахис (я не удивлена).

Ранее он заказал бургер из баранины на ужин (как я и предполагала), попросил не добавлять туда майонез (и этого я тоже ожидала) и пошутил, спросив у официанта: «А это настоящий лондонский ягненок?» (Опять не удивлена.)

Кажется, все это время я пугала сама себя. Может, я и не знаю столицу Латвии или сколько футов в фатоме, но я знаю все о Дэне.

Знаю его привычки, как он думает и что его беспокоит. Я даже знаю, что он будет делать, как только допьет вино. Он будет расспрашивать Тоби о работе (он всегда так делает, когда видится с Тоби). Я знаю это, знаю это, знаю…

– Эй, Тоби, – любезно вопрошает Дэн. – Как там твой проект?

Ух! Силы небесные, я ясновидящая!

А в голову закрадываются странные мысли. Не знаю, виной ли всему шардоне, эта мучительная викторина или полный тревог рабочий день, но… я теряю контроль над реальностью. Будто болтовня и смех в пабе разносятся где-то далеко-далеко. Лампы гаснут. И лишь Дэн остается ясным лучом света, единственным в этом темном…

Мы знаем друг о друге слишком много! В этом наша проблема. В этом корень всех моих вопросов о будущем. Я знаю все о своем муже. Все! Я могу читать его мысли. Могу предсказать его действия. Могу заказать для него еду (не ошибившись даже в приемлемом количестве соли). Могу вести с ним короткие разговоры, когда не нужно ничего пояснять. Он и так понимает меня с полуслова.

Черт, да у нас каждый день – день брачного сурка. Не удивительно, что он боится такого однообразного будущего длиною в вечность. Кто захочет прожить еще шестьдесят восемь лет с тем, кто ночь за ночью ставит тапочки перед сном на одно и то же место под одним и тем же углом? (А, с другой стороны, что еще делать с тапочками? Не разбрасывать же их по всему дому! Да, не слишком удачный пример. Но суть в любом случае та же.)

Большими глотками пью шардоне, позволяя своим мыслям самим прийти к нужному заключению. Потому что на самом деле все довольно просто. Нам с Дэном нужны сюрпризы. Именно так. Мы должны удивлять друг друга. Нам нужно встряхнуть наш брак, потешить друг друга, бросить друг другу вызов мириадами маленьких сюрпризов. И тогда шестьдесят восемь лет пролетят со свистом на огромной скорости. Вот оно!