Характерный сохранившийся образец удельнинской застройки начала XX в. – дом на Ярославском пр., 63.

Фото автора, сентябрь 2009 г.

Дом на Рашетовой улице – также яркий образец застройки Удельной начала XX в. Фото автора, март 2008 г.

«Что еще сказать? – вопрошала газета „Дачная жизнь– Много хулиганов, воруют, частые пожары – но где же этого нет? Скажу, пожалуй, – не переезжайте на Удельную, так как хорошего там не только что мало, но, пожалуй, и вовсе нет».

В удельнинской жизни тех лет было немало и неустройства, и курьезов.

«В Удельной война, – такими тревожными словами начиналась публикация в „Петербургском листке” в мае 1902 года. – Война между станционными служителями и публикой. Дело в том, что платформа станции Удельной одним своим концом примыкает к Скобелевскому шоссе, ведущему в центр дачной местности. Дачники издавна привыкли проходить по площадке, соединяющей платформу с шоссе. Теперь кто-то додумался перегородить эту площадку забором».

Чтобы попасть на Скобелевское шоссе, жителям приходилось бы возвращаться к станции. Поскольку это изрядно удлиняло путь, они по-прежнему проходили по прямому пути. Не имея возможности перебраться через высокий забор, им приходилось прыгать через стрелку между рельсами и будкой стрелочника. «Видя бесполезность своего сооружения, начальство станции поставило еще одну перегородку на самой платформе и возле нее двух чухон, своей грубостью возмущающих публику, – сообщал репортер „Петербургского листка”. – В результате уже несколько протоколов и всеобщее негодование».

Куда более серьезное возмущение местных обывателей вызвала популярная среди всевозможного «темного люда» ночлежка, которую именовали «Сургановской лаврой». Находилась она в двухэтажном деревянном доме. «Явиться туда новичку совершенно невозможно, – замечал в июле 1909 года обозреватель „Петербургской газеты”. – Было бы большой редкостью, если бы к утру он остался не раздетым и не избитым. Даже опытные „стрелки” не рискуют туда заглядывать. Наделенные всеми разбойничьими инстинктами, с самым темным прошлым, посетители этой „постоялки” готовы за деньги идти на любое дело. Пустоши и огороды, расположенные вблизи этой трущобы, весьма удобны для бегства при обходах полиции, что и приманивает сюда наиболее скомпрометированных бродяг и бродяжек»...

К концу XIX века в орбиту дачных предместий Петербурга прочно вошла и Поклонная гора, которую можно было бы назвать северными воротами в Удельную. «В ясный летний вечер с Поклонной горы можно любоваться Петербургом сверху вниз и чувствовать себя выше Исаакиевского собора, блестящего издали своею золоченой царской шапкой. Это, бесспорно, лучший вид на Петербург с суши», – говорилось в одном из путеводителей по Петербургу в конце XIX века...

О названии Поклонной горы историки высказывали немало предположений. По преданию, во время Северной войны шведы, убедившись в непобедимости русского оружия, посылали с этой горы послов к Петру I просить мира. Другая версия связана со старинным обычаем карел, древних обитателей этих мест, устраивать на возвышенных местах молельни, куда в дни, связанные с праздниками или важными событиями, приходили поклоняться языческим богам. Еще одно толкование связано с обычаем при въезде в город или выезде из него класть земные поклоны. Чаще всего это делалось с горы близ дороги.

С давних пор Поклонная гора относилась к владениям графов Шуваловых – Парголовской мызе. До 1877 года это был майорат, то есть по законам Российской империи земли считались родовыми и не могли быть проданы, переданы или завещаны кому-либо не из числа семьи владельцев без высочайшего на то разрешения. Разрешалось лишь сдавать отдельные участки в аренду, в том числе и на довольно продолжительное время. «Точно неизвестно, когда именно на землях графов Шуваловых возникли первые дачи и появились дачники», – отмечает краевед ЕИ. Зуев.