«Ничего, у Ирана этих ракет еще меньше, чем у СССР сейчас. И никто на него нападать не спешит. А если учесть, что прямую экономическую выгоду от войны с Союзом в нынешних условиях получить невозможно, то, вероятно, здешнее руководство решило эту задачу правильно», – поерзав затекшим от сидения телом, подумал он. Несмотря на все удобство кресла, долгий полет сказывался, накапливались усталость и раздражение. Утешала только возможность свободно вытянуть ноги, почти недостижимая в салонах эконом– и бизнес-классов современных самолетов. Смотреть в иллюминатор надоело, сидеть просто так – тоже, поэтому Юрий воспринял появление того же летчика (или борттехника, а может, и стюарда, в этом разбираться совершенно не хотелось), предложившего выпить на выбор коньяка, водки или боржоми, как избавление. Он взял сто грамм «Двина», памятного по посиделкам в Бресте с сержантом ГБ Лерманом. Энкавэдэшником, оказавшимся совершенно непохожим на стереотипного хмурого, вечно подозрительного и говорящего лозунгами чекиста. Скорее, это был особист Вася Попрыкин из их воинской части времен застоя, весельчак и балагур, дружески относившийся ко всем знакомым офицерам, не дурак выпить, воспринимающий службу как неизбежное зло и не собирающийся никого закладывать без необходимости. «А хорошо мы посидели в Бресте, – подумал он, половиня рюмку. – Даже детишки, бегающие по коридору, не помешали». – Он допил коньяк, запил боржоми из стакана и вспомнил собственное обалдение от новости, что КПЗ управления НКВД используется как гостиница для семьи иновременников, которой негде переночевать.

Коньяк неожиданно помог. Гул моторов словно ушел куда-то в подсознание, растворился и перестал раздражать слух. Потянуло в сон и, едва успев вернуть проходящему мимо стюарду бокал, Юрий вдруг безмятежно заснул. И снилась ему лейтенантская юность, первый самостоятельный наряд – патруль по гарнизону. Весна, тепло, чирикающие воробьи, лужицы на дорожках и он в патруле. Преисполненный важности молодой лейтенант в шинели с повязкой на левой руке, с приятно оттягивающей бок кобурой, в надраенных до блеска сапогах, идущий впереди двух таких же отглаженных и сияющих начищенными пуговицами и ремнями бойцов…

Брат приехал не один. Кроме сослуживца Аврика, сержанта Васи, с ним был еще и совсем взрослый мужик. Звали его Василь Сергеич. Занятный мужик: в странной пятнистой одежде, не военной (все виды формы Венька знал наизусть. Хоть среди ночи разбуди, летчика от кавалериста отличит. Даже глаз не раскрывая!), но очень удобной. А еще он называл сержанта Васю дедом.

Венька по первости решил, что кличка такая, а Аврик Васю по имени зовет, потому что по званию младше. Но потом выяснилось, что Василь Сергеич из будущего прилетел! То есть из тех советских, что за границей были и сразу в Союз вернулись, когда произошло то, о чем товарищ Молотов по радио говорил. Не предали Родину за буржуйские цацки, как некоторые! Венька даже презрительно сплюнул на пол, когда про них подумал. Только потихоньку, чтобы мама не заметила, и сразу ногой затер.

Но Василь Сергеич оказался не из таких. Всю жизнь в армии служил. Форма его странная военной оказалась, только из будущего. А еще Василь Сергеич сказал, что скоро такую и в Советском Союзе делать будут! Сначала самым лучшим выдадут, а потом всем!

А Аврику с Васей – одним из первых, в том Венька ни капельки не сомневался! Они же не просто одни из лучших, они самые лучшие! Диверсантов немецких поймали! Наверняка медалями наградят. А может, и орденами! Это ж настоящий подвиг! Если Веньке за такую ерунду покрышки вручили, то за немцев орден полагается! «Знак Почета» там или даже Красная Звезда!