– Из Лисьиных, – усмехнулся князь. – Андреем зовут.

– Все мы тут при Лисьиных живем, – сурово ответил мальчуган, усаживаясь на передок саней и подбирая вожжи. – Н-но, пошла, лентяйка!

Сани дрогнули и поползли вдоль тына. Князь немного подумал и двинулся следом – разгоряченного скачкой жеребца все равно следовало выходить.

– Зовут-то тебя как, хозяин?

– Андреем крещен, – глянул назад через плечо паренек. – Тезки мы с тобой, так выходит.

– Это хорошо, проще запомнить, – пригладил бородку Зверев. – Один хозяйствуешь, али помогает кто?

– Мать в доме осталась. Суп томит.

– Как это «томит»? – не понял князь.

– В печи, знамо, томит, как иначе? – с удивлением оглянулся на него мальчишка. – Не русский, что ли?

– Не кухарка, – обиделся Зверев. – Супов варить не умею.

– Из дворни, видать? – понимающе кивнул маленький Андрей. – На всем готовом? Ну, а у нас, пахарей, дом един. И кашеварить, и пилить, и колоть все самим приходится.

– Ты еще и пахарь?

– Мать помогает… – с некоторой заминкой признал паренек. – Соха тяжелая. Да мы много земли не поднимаем, токмо на огород, да ячмень для скота и хлеба маненько. Вдвоем с хлебом на нашем отрезе не управиться, а приживал мамка звать не желает.

– Тяжело ей, наверное? Нечто так одна и живет?

– Как одна? – не понял мальчишка. – А я?

Сани доползли до озера. Возчик развернул их боком, привычно намотал вожжи на березку с ободранной корой, вытянул из-под себя ведро, скинул с бочки широкую крышку, спустился на лед, ведром же пробил в затянутой тонким льдом полынье отверстие, начал черпать воду и таскать ее к саням, заливая в обширную емкость.

– Однако… – оценил потребности подворья князь. – Скотины много?

– Лошадей три, коров столько же, да овцы, да хрюшка, псина. Птица тоже пить хочет. Да и нам самим надобно.

– Изрядно.

– А ты, Андрей Лисьинский, к чужому добру не приценивайся, не про твою душу скоплено.

– Неужели одна управляется? – снова засомневался Зверев, тут же поправился: – Ну, и ты, конечно.

– Раньше батюшка еще помогал… – Паренек остановился, скинул шапку, перекрестился, поклонился куда-то на восток. – Да токмо о прошлом годе слег, высох весь, ровно тростинка, да и отошел всего за три месяца… – Он напялил малахай, отер рукавом нос, снова взялся за ведро. – Пока вроде справляемся. Хоть, знамо, и тяжко. Но я так мыслю, коли хозяйства не расширять, то пару лет выдюжим. А там я жену в дом приведу, легче станет.[5] Лишняя пара рук – это ого-го как выручает. Батюшка, хоть и слаб был, а подсоблял изрядно, пока совсем плох не стал.

– Уже и невесту присмотрел?

– Матушка, мыслю, сама подберет, – опять утер нос мальчуган. – Была бы крепкая да работящая.

– А как, чтобы ласковая?

– Заскучаю – матушка приласкает, – явно не понял вопроса паренек.

Зверев тоже уточнять не стал, повел жеребца спокойным шагом широко вокруг проруби, дабы тот остыл и восстановил дыхание. Пять кругов – и бочка на санях наполнилась до краев. Мальчишка пришлепнул дырку крышкой, забрался на облучок и понукнул кобылу, поворачивая к дому. Андрей пошел следом.

Заведя сани во двор, мальчуган скинул шапку, поклонился:

– Ну, прощевай, мил человек. Благодарствую за компанию.

– Подожди, Андрей, Мошкарин сын. Мать позови, поговорить с ней хочу.

– Чего это тебе от матушки понадобилось? – моментально напрягся паренек. – Коли нужда какая, мне сказывай, я отвечу!

– Дело у меня к ней есть, важное.

– Знаю я дела все ваши! – попытался задвинуть воротину маленький Андрей. – Поперва про хозяйство выспросил, а теперича к вдове дела заимел?! Ступай отсель, подворник, не то собак спущу!

– Эк ты суров стал, – усмехнулся Зверев. – Ну да ладно, не силой же ломиться. Ты скажи, окна из кухни, что на ту сторону выходят, первые или вторые? В какие стучать?