Да уж, вот тебе и сон… Обходя зарубленного подростка, Лишка почувствовал, что его сейчас вырвет. И вырвало бы, если б было чем. Та черствая лепешка, что досталась рабам вчера, похоже, переварилась в животе без остатка.

– Вперед! Вперед, подлые собаки! – визгливо подгонял главный надсмотрщик – высоченный верзила в белом бурнусе. – И не вздумайте останавливаться, гнусные сыны Иблиса! Ибо тогда точно попадете в ад! Ха-ха-ха!

Надсмотрщик весело засмеялся над собственной шуткой. Лешка почувствовал вдруг, как бревно чуть вильнуло… а вот уже – и не чуть. Бредущего впереди Ондрейку явно шатало!

– Эй, эй, парень! – улучив момент, произнес Лешка. – Ты что? Плохо тебе? Шатает?

Отрок ничего не отвечал, но и так было видно: плохо.

Да-а. Вот тебе и Кафа, вот тебе и сапожная мастерская, предприниматель чертов. Вот упадешь, живо вспорют саблей живот – да бросят умирать в жутких мучениях, истекая кровью. Как ту девчонку, как того старика, как… Нет уж, друг, держись!

– Слышь, Дюшка! – Лешка дождался, когда надсмотрщик отъедет вперед. – Ты обопрись на бревно… Ну вот, так, словно об стену… Как будет шатать – так и делай.

Невелика, конечно, помощь, но хоть что-то, другой нет. Иногда и не такой мизер спасает жизни.

Лешка почувствовал, что идти стало куда как трудней, еще бы! Он сейчас тащил груз как бы за двоих – за себя и за отрока, хорошо хоть тот весил не много. И все же было тяжело. И горячий пот затекал в глаза, и болели мускулы, а в горле давно уже пересохло, и каждый шаг давался с неимоверным трудом.

Мы верим, что есть свобода, —

тихо пел Лешка.

Пока жива мечта…

Песни «Арии», по сути, спасали сейчас ему жизнь. И не только ему.

Древние рощи полны голосов,
Шепота трав и камней…

А солнце жарило, палило, слепило, и сгоревшая на спине кожа отваливалась клочьями, а в голове шумело, как после хорошей выпивки.

К северу тянется дым от костров,
Враг рыщет в той стороне…

Казалось, прошло уже несколько суток, да что там суток – недель, а они все шли и шли. Без остановок, без воды и пищи, без отдыха. А позади, над растерзанными трупами несчастных пленников кружили стервятники черными тучами смерти.

Вот бревно снова дернулось. Качнулось… Идущий впереди отрок упал.

– Дюшка-а!!!

– Привал! – где-то в стороне послышался рыкающий бас надсмотрщика. – Привал, гнусные ублюдки!

Солнце садилось за горизонт кровавым шаром. Горечь полынно смешивалась с каким-то сладковатым запахом. Что так пахнет – клевер? Или – гниющие трупы?

Ондрейка вырубился сразу, как только улегся в траву. Провалился в тяжелый сон. Дойдет ли он? И вообще, многие ли дойдут? А если дойдут, то не позавидуют ли участи недошедших?

Бежать! Бежать, как только подвернется удобный случай. Бежать, куда угодно, одному или с кем-нибудь. Только не с Дюшкой, тот, кажется, вообще не намерен никуда бежать, уж больно сильно его привлекает Кафа. А дойдет ли?

Утром заметно посвежело, подул ветер, понес по небу узкие белесые облака. Многие невольники повеселели, да и Ондрейка чувствовал себя куда лучше, нежели вчера.

– Солнцем голову напекло, – признался он и тут же поблагодарил: – Спаси тя Бог, Алексий. Должник я теперь твой по гроб жизни. Не ты бы – сгинул.

– Да ладно, – отмахнулся Лешка. – Смотри, ловлю на слове – раскрутишься в своей Кафе, приду башмаки заказывать!

– Будешь желанным гостем, – пообещал отрок с такой важностью, словно в Кафе у него уже была собственная мастерская.

– Будет! – в ответ на Лешкин смешок убежденно отозвался Ондрейка. – Обязательно будет. Я хороший сапожник, хоть и считался учеником. Дядька Микола секретов от меня не таил, такие сапоги могу стачать – загляденье. Легкие, удобные, красивые!