Тим поднял от тарелки лицо – весь подбородок был в масле.

– В этой котлете масла больше, чем мяса! Давай, любимая, я тебя поцелую, м-муа…

– Иди к черту, – расхохоталась я и, подойдя, чмокнула его в затылок.

– Тогда давай обниму, у меня и руки теперь «жирные»…

– Ты вообще способен что-либо воспринимать всерьез?

– Нет, а зачем?

– Тим! Мой отчим в юности совершил такой поступок! Значит, когда-то он был…

– … не так безнадежен, да? Кстати, я и паштет купил в кулинарии, он в холодильнике.

– Это не ко мне, я его не выношу, так вот…

– Вика! Викуся!

– М-м?

– Я соврал, там нет никакого паштета. Так я и думал.

– Как это? – Я нахмурилась и машинально приложила руку к боку – туда, где обычно ощущала «недоболь». – Погоди-ка… скажи что-нибудь еще.

Тим отложил вилку и забормотал:

– На тебе бордовое кружевное белье. – Я прыснула – у меня такого сроду не водилось. – На потолке слева гигантское мокрое пятно. Да не смотри туда. Я тебя ненавижу.

– А?!

– За окном по асфальту бродит белка на четырех ногах. Не надо крутить пальцем у виска, я говорю все, что приходит в голову. Главное же – умышленно лгать, верно? Поздравляю. Ты потеряла свою суперспособность. – Тим как ни в чем не бывало вернулся к котлете.

Я нервно замельтешила туда-сюда по крошечной кухне, два раза чуть не сбив с холодильника дурацкий магнитик, который нам дали в магазине по акции. Больше магнитики взять было неоткуда: с тех пор как съехались, мы ни разу не путешествовали.

– Подожди, подожди. Не может быть. Я двадцать лет жила с этим, а потом оно просто так взяло и ушло?

– Можно подумать, ты жалеешь.

– Я? Нет, конечно, иногда я мечтала об этом, но…

– Мечта сбылась, а ты не радуешься. Знаешь, насколько приятнее тебе станет теперь? Вот, к примеру, Яша – ты не могла с ним общаться, берегла свой бедный организм, а тут…

– Подожди, – повторила я.

Я понимала, что Тим прав, но пока не находила в себе силы оценивать перспективы – нужно было сначала осмыслить произошедшее. Я пыталась отыскать рациональные объяснения (если к подобным явлениям вообще можно подходить рационально) тому, что ничего не ощущаю, когда мне врут. Недавнее плохое самочувствие? Магнитные бури? Гормональный сбой? Усталость? Ни один пункт из этого списка никогда не влиял на мой дар. Влияли лишь сильные стрессы – и то в обратную сторону.

– Послушай, – осенило меня, – а может, я и раньше чувствовала не всю ложь? О-о, это было бы ужасно. В таком случае, мир еще хуже, чем я думала.

Тим тщательно вытер руки и лицо салфеткой, вышел из-за стола, шагнул ко мне и, заключив меня в объятия, уткнулся в мои волосы.

– Обожаю твой запах. Он теплый, мягкий, но при этом с легкой горчинкой – мне кажется, запах характеризует человека, потому что ты как раз…

– Ага, самое время для теорий, – буркнула я.

– Никаких теорий, я просто соскучился. – Он слегка спустил рукав свитера с моего плеча, коснулся губами моей кожи и поддел пальцем бретельку моего бюстгальтера. – Жаль, что у тебя нет бордового кружевного. Если честно, это одна из моих фантазий.

Я открыла рот, чтобы заметить, что для обсуждения фантазий тоже не время, но какая-то сила заставила меня вместо этого прильнуть к его губам… «Ерунда, впереди целая жизнь, чтобы это обдумать – сейчас гораздо важнее то, что он… что мы…». Если честно, в тот период важнее, чем «он» и «мы» для меня не было ничего вообще.

Мой дар ушел бесследно. Поскольку «дар ушел» звучит довольно грустно, я предпочитала называть это «болезнью» – так вот, я излечилась. Почему-то казалось – навсегда. Будто кто-то свыше решил, что внутренний детектор лжи мне больше не требуется, раз я окружила себя правильными людьми. Вернее, одним правильным человеком.